Что делать? К беженцам пристроилась. Под авианалет попала. Ну и как я уже сказала, документы у убитой взяла, билет комсомольский. Потом до укрепрайона с беженцами добралась. А там связник приземлился с раненым летчиком. Григорьев фамилия его была. И срочно надо было пакет отвезти секретный. Она же летчик – вот и предложила свои услуги. Вместе с особистом куда надо, туда пакет и доставила, «мессера», кстати, по дороге на вираже об землю размазав.
Оставили ее в той летной части, куда их По-2 с пакетом приземлился, на том же связнике и механика дали – Федю Решетова. Нравилась она ему очень. Как сестренка была. Правда? Даже сено под брезент ей в первую ночь положил, чтобы спать было помягче.
— Машка, ты откуда все знаешь? — глаза Михаила вылезли на лоб. — Этого же в письме не было. Ты что, мне в компьютер влезла? Так и там нет. Я все на флешку скинул и с собой таскал. Гипнотизер, что ли, звонил тебе под Смоленск? Так он номер твой не знает. Ты же перед отъездом другую симку взяла. Еще версии есть – откуда?
Маша вновь загадочно улыбнулась.
Михаил вдруг побледнел:
— Машка, да у тебя же волосы не крашеные – седые!
— Да, Мишенька, седые и вот еще, — на компьютерный стол легли документы и обе награды. Маша сдвинула халат. — Это от двух ранений. Под Москвой и под Сталинградом. 418 дней там пробыла со 2 июля 1941 по 23 сентября 1942 года, 12 немцев сбила. Вернулась случайно. Мы в тот район под Смоленск к партизанам полетели и нас шальной «мессер» над озером сбил. Штурман Кравченко Юрий Борисович из Чкалова, сразу погиб. Да, да, это Витя теперь, а я с парашютом прыгнула и опять в дыру попала. Вот так и вернулась в ту же дату, из которой ушла. Во 2 июля 2007 года, только на два часа позже. Все.
— Машка!
Михаил обнял сестренку.
— Ты почему в тыл с беженцами не ушла? Зачем воевать полезла? Тебя же убить могли!
— Да, вот, не ушла, — вздохнула Маша. — Почему – потом расскажу. Сейчас не это главное.
— Правильно, не это, — согласился Михаил. — Завтра же в больницу пойдешь! Пусть тебя обследуют, после двух ранений лишним не будет. Мало ли что! Но это завтра, а сегодня, о том, что случилось папе и маме ни слова. Сама понимаешь, что будет? Родителей беречь надо. А все это, — он указал на документы и награды, — еще что есть?
— Есть: форма, комбез, шлем, унты. Пистолет в озере утопили.
— Правильно, проблем меньше. Так вот – все это спрячем. Голову сейчас же покрасим, к вечеру высохнет. А вот швы?
— Правильно мыслишь, Мишенька, — прервала Маша брата. Сама так поступить хотела, но тут не та ситуация. Все маме и папе рассказать придется. Я не одна вернулась, со мной еще пять человек. Мой штурман Аня, на ночниках вместе летали. Её по ранению списали, без ноги осталась, на протезе ходит, мама ее – Надежда Васильевна, братик Артем и приемный сын Гришенька. Его Аня с мужем, моим ведомым Васей Беляевым, он тоже здесь, усыновили. Сирота, родители погибли, а мы его с Аней спасли с поля боя вывезли. Они меня погибшей считали, на то озеро поехали уже после войны в 1946 году на поминки и к нам через портал попали. Только днем позже – 3 июля. Я их к нам привезла в бабушкину и дедушкину квартиру. Дыра эта временная, она же не машина времени, куда надо не доставит. Здесь теперь останутся. А насчет больницы, спасибо за заботу, но там мне делать нечего. Я перед отправкой на фронт 23 дня назад медкомиссию проходила, а до этого два месяца в госпитале и в отпуске на долечивании была. Так что здоровая, как бык. Да, да здоровая, не спорь. И, потом, что я врачам скажу? Правду? Знаешь в какую меня тогда больницу отправят? А если копнут поглубже? У меня же осколочные ранения и я, заметь, не с Северного Кавказа вернулась, а из-под Смоленска. Так что неприятностей будет выше крыши, если я вдруг от этого лечиться вздумаю. Но на будущее, чтобы проблем не иметь, мне Лиля, наш врач, справку выписала, что я вроде как во время экспедиции на старую колючую проволоку напоролась и вся изрезалась, а она мне амбулаторно в полевых условиях швы наложила без обращения в медучреждение. Просто и правдоподобно. Никто цепляться не станет. Таков расклад ситуации.