Мы с Антохой пошли, и Анютка, — кивнул на соседку, — не захотела одна в лагере оставаться. Слышали, как лавина сошла, но не видели… Спускаемся — нет палатки. Снесло в озеро. А сами — в чем были, в том и остались, даже без свитеров. Только у Антохи коробок спичек.
Коля замолчал, уставившись в костер, поморщился, вспоминая.
— Ни веревки, ни кошек — троечкой обратно не подняться. Есть два простеньких перевала, так это три дня ходу без продуктов, без теплой одежды. А что делать? Пошли, лишь бы не сидеть. А идти можно только в сумерках — на солнце отсыпались, ночь выживали. Все, думаю, крышка! Через два дня, чуть подъемчик — сердце заходится…
Опять замолчал Коля. Обычно пережитые трудности запоминаются ярче, веселей. Из этого парня и вправду рассказчик был никудышный или было что-то, что ему не хотелось вспоминать. Блики пламени старили и без того испорченное ветрами и солнцем лицо, превращая его в печальную маску. Девушка нетерпеливо передернула плечиками, продолжила рассказ сама:
— Днем солнце пригрело и вышли мы на такое место, где отдохнуть можно: ручеек, травка. Легли. Кто уснул, кто задремал. Я открываю глаза: какой-то парень разжигает примус. Посмотрел на меня, протянул кружку с чаем, а она горячая. Я потрогала и не беру, думаю, сон.
— Нет, это же надо! — оживился Коля. — Вот уж действительно: когда уходит последняя надежда — приходит странный человек. А может, он и не человек? — удивленно пожал плечами. — Давно это было.
— Вот так! Пришел, накормил. Провел нас через скальную гряду — напрямик. И знаете, без страховки, забрался по стенке, нас на своей веревке вытащил. А с другой стороны тропа по ущелью и даже вдали автотрасса виднеется. Мы еще и отдышаться не успели, а он ушел — спешил куда-то. Даже имя не спросили — не принято как-то расспрашивать, а сам не сказал.
У костра притихли. Девушка улыбнулась:
— Вот и вся история.
Варнаков спросил, членораздельно выговаривая слова:
— Парень высокий, светлые волосы, а брови темные?
— Да, знаете, что-то такое… Давно эта было… А вы его тоже встречали?
Варнаков не ответил, и снова спросил, ткнув себя пальцем в грудь напротив сердца:
— Вот здесь вытатуирован эдельвейс?
Коля пожал плечами, мотнул головой — не помнил.
— Что-то такое было, — наморщила высокий лоб девушка: — Я, помню, подумала: такое интеллигентное лицо — и татуировка… Что-то в нем было, что не вязалось… У него штормовка выгорела на солнце до белизны. Поэтому мы его так и назвали. Какие волосы, не помню.
Пожалуй, светлые… Вы его тоже встречали?
— Да, кажется! — буркнул Варнаков под любопытными взглядами притихших плотогонов. — Ленька, двенадцатый час уже, нам пора.