— Зачем грузить тебя своими проблемами? — ответил вопросом на вопрос. Окинул ее взглядом — примолкшую, сжавшуюся в комочек: — Наверное, произошло бы то же самое, но эдак, печально и как бы трагически.
Она смущенно опустила глаза, а когда подняла их — печали уже не было на ресницах.
«Эх, жарки-лютики, весенние скороспелочки, грубые и такие нежные цветочки», — тайком вздохнул он, ожидая первого пробного скандальчика.
— Ты зачем оповестила все побережье, что приехала ко мне на ночь? — спросил насмешливо.
Она еще шире распахнула ресницы невинных глаз:
— Что делать, раз телефон такой: говоришь — и все слышат. Я только спросила станцию, будет ли утром мотовоз. Заказала, чтобы остановился. Тетка на коммутаторе спросила, к кому я приехала.
Сказала — к любимому мужчине, до утра. А что? Я имени твоего не называла.
— У нас только два мужика, — рассмеялся Федор. — Поскольку соседу восьмой десяток — почему-то все решили, что ты приехала ко мне. Ничего страшного, но как-то непривычно.
— Пусть говорят, тебе-то что? Свободный мужчина, — едва он отодвинул тарелку, она юркнула к нему на колени. — Ой, как я вспоминала твою бороду, — прошептала, потираясь щекой. — Только вспомню — и все… Уже готовенькая… Как это неправильно женщине жить без мужчины, да? — прошептала, и Федору послышались отдаленные отголоски скрываемых слез.
— Да, — неопределенно промычал он, смущаясь ее ласк и боясь обидеть. — Ты, конечно, женщина от мира сего. Чудно, для такой горячей бабенки мужик сыскаться не может. Что за времена?
— Уже отыскался! — зарылась она в его бороду.
На этот раз голова была ясной, поступки осознанными, но наваждение предыдущей ночи продолжалось. Скрытый мраком, Федор пристально вглядывался в контуры лица женщины и узнавал жену, своими руками положенную в гроб: ее лицо, ее ласки, ее дыхание, и отдавался соблазнам ночных мороков. Мистического страха не было — он гнал его, хотя время от времени озноб пробегал по разгоряченному телу.
Утром рядом с молодой счастливой женщиной он вышел на перрон. С гор дул ветер. Чуть слышно плескалась волна о прибрежные валуны. Поезд задерживался. Федор смотрел в темную морскую даль, вслушиваясь в привычный отдаленный гул, похожий то на отзвуки несущегося поезда, то на глухие всплески: будто огромные пузыри всплывали из глубин и лопались на поверхности. Он знал, что это не скрежетание поезда за скалами и тоннелями. Эти звуки всегда чудились ему, когда Байкал не был подо льдом.
Люся зябко жалась к нему спиной, шалила, влезая холодными ладошками под одежду.
— Хочешь, я тебе шестерых сыновей рожу? — прошептала: — Если мужчина женщине нравится — ей всегда хочется от него ребенка!