На той стороне улицы как раз показалась Нина. Она остановилась у перехода, поджидая, когда проедут машины.
Нина перешла улицу и направилась к нам. Подошла, легонько кивнула (ведь только в классе все виделись), спросила у Бори:
— Где же «один ваш хороший друг»?
Боря показал рукой на меня:
— А вот он.
Я думал, что Нина, фыркнув, убежит. Но она только протянула неопределенно: «А-а-а…» — и осталась стоять. Оказалось (это мне уже потом Борис рассказал), он написал и мне и Нине записки примерно одного содержания и в обеих упомянул про хорошего друга.
— Вот ваши билеты, — буркнул Боря и сунул мне в руку два билета. — Потом рассчитаешься.
Наши места с Ниной оказались рядом. А Боря с Тамарой сели в стороне, на другом ряду. Весь сеанс я боялся взглянуть на Нину. Не забыл полученный от нее урок в школе. Когда выходили из зала, она сказала:
— Что ты сидел, как истукан?
— Главное же кино, — ответил я.
Она попросила проводить ее до дому. Я пошел.
— Между прочим, ты всегда такой молчаливый? Вроде в классе разговорчивей был.
— Меня девчонки затюкали, — ответил. — Одна сидеть не захотела, другая требует, чтоб задачки за нее решал.
— Я уж теперь пожалела, что ушла с твоей парты. Этот Стасик страшный индивидуалист.
— А что ж ты тогда не захотела, чтобы я в драмкружке участвовал?
— А это ты сам виноват. Уж больно быстро спасовал. Я думала, ты отстаивать будешь свое право на роль.
В общем, выходило, что вся причина во мне. Такая у нее девчачья логика.
— Послушай, — сказала Нина, — давай к реке спустимся. Я очень люблю по набережной гулять. И так, чтоб никто-никто не отвлекал. С тобой это можно. А то я с одним мальчишкой ходила, так он болтливый оказался. Все говорит и говорит. Про всякую чушь. Сосредоточиться не дает. А еще я люблю вокруг парка, по тропке, в тишине. Один раз весь парк кругом обошла. Хочешь, со мной пойдем?
— Хочу.
— Мой папа называет это общением с природой. Он меня и приучил так гулять.
С того вечера я стал чаще получать от Бориса записки. Но иногда писал вовсе не он. Внизу стояло: «Нинель». Так Нина сама себя окрестила. Но это было очень похоже на ее имя, можно догадаться, если записка попадет в чужие руки. И она выдумала себе очень мягкое, нежное прозвище — «Аист». Мне понравилось. И я все чаще стал называть ее так. Не только в записках. Нина сердилась.
Я старался понять ее. И не мог. Кто она, друг или недруг? На днях Ольга Федоровна сказала: нужно бы навестить нашего физика, Федора Лукича. Все знали, что он болен.
— Хорошо, — согласился я. — После уроков мы с Ниной сходим.
— Нет! — вскочила Нина. — Лучше я со Светой пойду.