— Дай-то бог, — буркнул Жичкус и, помолчав, сказал: — А ведь не исключено, что он захочет тебя увидеть, что тогда? Им там в лесу сейчас несладко. Приходится заметать следы, так припекло.
Довиле сосредоточенно слушала.
— Школа ведь как на ладони видна. Он не решится, — сказала она наконец.
— Это ничего не доказывает. Ночью они смелеют. Кстати, ты не слыхала про Бородача, здешнего лесного атамана? — как бы между прочим поинтересовался милиционер.
— Ребята рассказывали. Один малыш не приготовил урок. Я его спросила, в чем дело. Покраснел, бедняжка, заикаться стал, но все-таки признался: оказывается, Бородач к ним приходил, заставил всех на колени встать, молитву прочитать.
— Погоди, дойдет и до тебя очередь, — пошутил Жичкус.
— Придется подзубрить молитву, все перезабыла, — в тон ему ответила Довиле.
— Чаще всего и божье слово не выручает, — заметил Жичкус.
— Что же тогда прикажешь делать? — подалась вперед девушка. — Придется тебе, Пятрас, защищать нас. Ведь ты при оружии.
Взгляд милиционера потеплел.
— А ты возвращайся со мной в Кликунай, тогда защищу!
— Что я там забыла?
— Будешь моей женой, — не задумываясь, ответил Пятрас.
Довиле от души рассмеялась.
— Ну вот, с ней серьезно, а ей все шуточки, — обиженно протянул Жичкус. Покосившись на развеселившуюся девушку, он стал не спеша застегивать шинель.
— А кто же в деревне будет трудиться, если все в городе осядут? — вытерев выступившие от смеха слезы, спросила юная учительница.
— А я других не уговариваю, я только тебе предлагаю.
Довиле снова расхохоталась. Ее позабавило неуклюжее сватовство школьного приятеля. Девушка предложила гостю земляничного чая, но тот вежливо отказался, сославшись на то, что в соседней деревне его ждут товарищи.
Спустившись во двор, Пятрас бросил прощальный взгляд на окна второго этажа, но, устыдившись своей слабости, резко отвернулся, поднял воротник и ушел.
Детский гомон давным-давно стих, ребятишки стайками или по одному рассыпались по соседним усадьбам, ушли в родные деревни. Отправился домой с толстушкой женой директор школы, здание опустело. Когда же совсем стемнело, на первом этаже послышалось позвякивание, шарканье и под конец стук упавших дров возле печки. Это принялась за работу школьная сторожиха — уборщица Леокадия. Она любила трудиться не спеша, но на совесть, и, когда заканчивала работу, все вокруг сияло, блестело, а наутро печка согревала своим теплым дыханием звенящий от детских голосов класс. Перед уходом тетя Леокадия поднялась на второй этаж, постучалась к Довиле и сообщила:
— Я уже кончила, учительница. Ухожу. Можете запирать.