Посовещавшись немного и даже, судя по всему, повздорив, командор и чрезвычайный уполномоченный магистра договорились, что именно они должны сказать в ответ. Рыцарь Андерлау высокомерно посмотрел на жемайтов и, выпятив грудь в кольчуге, сказал:
— Братья нашего ордена никогда не поднимут меч первыми, если только их не вынудит к этому неприятель. Князь Апмедис сам виноват и заслужил наказание. Он оскорбил честь братьев ордена. Кроме того, мы с сожалением должны заявить, что Юдикис, сын нашего досточтимого гостя, князя Скирвайлиса, со своей ратью все время украдкой следит за войском ордена и нередко прибегает к недозволенным, довольно опасным маневрам. В результате страдают наши люди. Надеемся, ему будет дано указание прекратить провокационные выпады. Если нам не помешают, мы разобьемся на небольшие группы и будем повсюду рассказывать язычникам о нашем боге Иисусе Христе, о нашей заступнице пресвятой деве Марии. Для этого мы и прихватили с собой небольшой переносной алтарь, перед которым братья по ордену будут отправлять богослужение и молить бога о том, чтобы он просветлил блуждающий в потемках разум язычников.
Все трое посланцев Жемайтии выслушали его речь с огромным вниманием. И хотя они толком не поняли, что за обряд собираются совершить крестоносцы, дабы озарить их разум, но одно уразумели определенно: от всего этого добра не жди. К тому же они не раз испытали на собственной шкуре, что чаще всего говорится одно, а делается другое. Вот почему жемайты решили: сейчас самое главное — сбить спесь с главарей ордена и притушить грозящую краю опасность.
На прощание князь Скирвайлис вручил командору Виганду Бальденсгейму и рыцарю Зигфриду Андерлау подарки: по пять куньих шкур да по пять фунтов воска. При виде шкур глаза у крестоносцев заблестели, однако гордость не позволила им рассыпаться в благодарностях. Они лишь небрежно кивнули и положили подарки позади себя.
— Если ваши люди не станут разбойничать на нашей земле, убивать наших людей, травить наши посевы, то вы можете быть спокойны — ни у кого из вас волос с головы не упадет, — заверил Скирвайлис.
Выйдя из шатра, жемайты полной грудью вдохнули свежий воздух. Они едва не задохнулись внутри, особенно когда солнце поднялось совсем высоко.
Кнехты командора удерживали за поводья их лошадей. Один из них, судя по всему старший по положению, сам вел гостей из лагеря крестоносцев.
Догорали костры, на которых утром жарили завтрак, то тут, то там были видны белеющие кучки костей и мусора; потемневшая вытоптанная трава, которая еще недавно выглядела по-весеннему буйной, была изгажена конским навозом. Воины ордена выстроились рядами возле запряженных лошадей и, вероятно, дожидались команды выступать. Одни с любопытством разглядывали трех незнакомых всадников, другие что-то злобно выкрикивали им вслед, третьи грозили кулаками или размахивали копьями. Жемайтских князей трудно было чем-нибудь испугать — многое они повидали на своем веку, — но все-таки неприятный холодок пробежал по их спинам, когда они проезжали сквозь тысячную толпу крестоносцев. Воины облегченно перевели дух, лишь очутившись далеко в поле, а когда въехали в лес, то и совсем успокоились. Возле реки Юры, в условленном месте, жемайты обнаружили боевой лагерь воинов Юдикиса. Там их дожидались и люди, сопровождавшие князя Эйтутиса. Они попрощались со Скирвайлисом и не мешкая отправились в родные места, в Кражяй. Нужно было обогнать крестоносцев, не дать им первыми добраться туда.