Какое огромное небо над этой дикой землей, населенной непонятными варварами, которые воюют не по правилам, расстреляв из пулеметов гусарский эскадрон, прекрасных, доверчивых юношей. Таким методам его не учили. А через час или два и остатки эскадрона, он не сомневался, будут расстреляны. Он не хотел видеть этого.
Огромное небо… Облака. Куда они плывут? Может быть, туда, к Нижней Саксонии, к родному Ганноверу, к волшебным долинам Везера и Лейне. Судьба забросила его на восток. После мясорубки на Западном фронте война здесь казалась отдыхом. Они радовались. Россия распалась и сдалась. Им предстояла легкая гарнизонная служба, поддержание порядка среди монголоидов.
Ах, лучше бы он воевал где-нибудь во Фландрии.
Сухо щелкнул выстрел. Небо зашаталось, закружилось и померкло…
Лишь на следующее утро Юрко Черниговский доложил, что связь с Екатеринославом налажена.
– Нагайка помогла? – спросил Махно.
– Та всыпалы… – усмехнулся Юрко. – Од души!
На почте Нестор медленно расхаживал по помещению, поглядывая на телеграфиста. Сочинял текст.
– Записуй! Катеринослав. Военному коменданту герру… шо там у них за герр?
– Герр генерал Шлиппе, – подсказал телеграфист.
– Ну, этому, значит, герру…
Хлопцы помирали со смеху от произношения Махно.
– Пиши дальше. Ультиматум! – Нестор наслаждался звучанием этого слова и повторил его еще раз: – Ультиматум!.. Я, батько Махно, объявляю Гуляйполе столицей анархической вольной республики. Карательную экспедицию направлять сюда не советую. Бо могу сильно рассердиться. Тем более шо уже вся губерния охвачена восстанием. Ваши потери будут огромными и бессмысленными… Записал? Ну быстрее, быстрее!.. Приказываю: освободить из тюрьмы анархистов и других революционеров. В случае невыполнения все взятые нами в плен немцы и австрийцы будут расстреляны! Подпись: командующий повстанческой Украинской анархической армией батько Махно! – Он повернулся к своим сопровождающим: – Ну как?
– Здорово, батько! Особенно насчет армии…
– А шо, разве не армия? Она ж теперь вырастает як на дрожжах!
Телеграфист уселся за аппарат, начал выстукивать телеграмму.
И ночью при свете трех ламп Махно и Лашкевич продолжили корпеть над бумагами. На стене кто-то уже успел развесить портреты анархистских «святых» – Кропоткина и Бакунина.
– Это шо, ще столько осталось? – спросил Махно.
Лашкевич щелкал на счетах. Перед ним лежала гора денег всевозможных цветов и оттенков: австрийские шиллинги, немецкие марки, «старые» и «новые» русские рубли…
– Пленным роздать, як ты приказав. – Лашкевич отгреб от себя большую горку денег. Юрко Черниговский тут же ссыпал их в большой мешок и отнес к платяному шкафу, который временно служил чем-то вроде сейфа. Лашкевич указал на оставшуюся гору денег: – И в армейской казне надо хоть трошкы держать. Чи яку конячку у селян купыть, чи ще шо… Не будем же грабить!