Едва отойдя от умопомрачительной кульминации, сквозь оглушительный шум в ушах Мик расслышал хриплое: «Позволишь мне?» Он плохо понимал, о чём речь, но без сомнений выдохнул в тёплые губы жаркое: «Да!»
Измученный вожделением альфа старался остановить стремительно уплывающий рассудок, из последних сил сдерживая желание одним рывком вогнать себя в тесный проход. Страждущий член истекал смазкой, но плавно погружался внутрь, опасаясь причинить боль, совершая осторожные движения. Заметив, как напряжённо замер омежка, Брент остановился, трепетно обласкивая хрупкое тело.
— Не сжимайся, малыш, — мягкий поцелуй. — Обещаю, я буду терпелив.
«Я знаю…»
Всепоглощающая нежность сильнее искушения, а награда за неё — бездонный океан наслаждения. Бережные толчки сменились глубокими, и Мик уже не стонал — выл непрерывно, зацелованный, заласканный до сумасшествия. Обессилено раскинув ноги, перестал умолять о пощаде, бросаясь в очередной оргазм, словно с обрыва прыгал доверчиво, улетая в бездну удовольствия, зная, что альфа подхватит, не даст разбиться.
Тугой спиралью закручивается безвременье, утрачивают значение слова «было» и «будет», оставляя только восхитительное «сейчас».
— Сейчас!
И тело подчиняется, содрогаясь и сжимая пульсирующую плоть, что взрывается следом, изливаясь внутрь, заполняет до краёв, выпуская на волю ураган удовольствия.
— Ещё!
И душу распирает счастливым восторгом. Не желая разъединяться, вжимаясь и растворяясь друг в друге, они пережидали сладкую истому, выпивая и выласкивая её губами, не в силах смириться даже с минутной потерей упоительного чувства единения.
«Что ты делаешь со мной, малыш?»
Солёные капельки на губах заставили отстраниться, прервать бесконечность поцелуев, которыми Брент покрывал каждый миллиметр очаровательного личика.
— Маленький, больно?
Они ещё находились в очередной сцепке, и, нависая над омежкой, альфа боялся придавить, поранить хрупкое тельце, что вопреки физиологии изо всех сил боролось со сном.
— Нет, — замотал головой Мик, — не больно… нет!
Он охватил сильную шею Брента, утыкаясь носом в ключицу, прижимаясь как можно теснее.
— Ты плачешь, котёнок… — бесконечная нежность… — Сейчас тебе нужно поспать.
— Нет! — и снова тихий всхлип.
— Почему? — умиротворённая улыбка осветила безупречные черты.
— Потому что уже утро.
— Эм-м… ну и что?
— А я люблю вас.
«В моей голове только что роились и более сумасбродные мысли».
— Я люблю вас, сэр!
Это неожиданное «сэр» словно вытолкнуло из дурмана, возвращая с небес на землю, заставило вспомнить, что даже не знает имени омежки, что подарил ему эту восхитительную ночь в крошечной комнатушке роскошного борделя.