Не находивший себе места Имхотеп поднял голову, и при виде дочери его лицо осветилось нежностью.
– Иди ко мне, Ренисенб, дитя мое.
Она подбежала к отцу и крепко обняла.
– Отец, что говорят лекари?
– Они говорят, что с Яхмосом есть надежда, – печально ответил он. – А Себек… Ты уже знаешь?
– Да-да. Разве ты не слышал наш плач?
– Он умер на рассвете, – сказал Имхотеп. – Себек, мой сильный и красивый сын… – Голос его задрожал и сорвался.
– Как это ужасно, как жестоко… и ничего нельзя было сделать?
– Были испробованы все средства. Отвары, вызывающие рвоту. Соки целебных трав. Священные амулеты и могущественные заклинания. Но все тщетно. Мерсу – искусный лекарь. Если он не смог спасти моего сына… значит, этого не хотели боги.
Голос жреца стал громче, и, произнеся завершающие слова молитвы, он вышел из комнаты; лоб у него был мокрым от пота.
– Что? – с надеждой спросил его Имхотеп.
– Милостью Исиды, – торжественно ответил лекарь, – твой сын будет жить. Он слаб, но действие яда прошло. Силы зла побеждены.
Помолчав, он продолжил уже обычным тоном:
– Яхмосу повезло, что он выпил гораздо меньше отравленного вина. Он просто прихлебывал из чаши, тогда как твой сын Себек осушил свою до дна.
Яхмос застонал.
– Вот она, разница между ними… Яхмос робок, осторожен и никогда не торопится. Даже в еде и питье. Себек всегда несдержан, великодушен, щедр и… увы, неосмотрителен, – печально сказал хозяин дома и вдруг встрепенулся: – А вино на самом деле было отравлено?
– В этом нет никаких сомнений, Имхотеп. Остатки вина испытали мои молодые помощники – умерли все животные, которым его дали, причем довольно быстро.
– Но ни я, ни другие, кто пил это вино часом раньше, не пострадали.
– Вне всякого сомнения, тогда оно еще не было отравлено – яд добавили позже.
Имхотеп ударил одной ладонью о другую и сжал ее в кулак.
– Никто, – заявил он, – никто из живущих не посмеет отравить моих сыновей здесь, под моею крышей! Это невозможно. Никто из живущих, говорю я!
Мерсу склонил голову. Лицо его оставалось непроницаемым.
– Тебе лучше знать, Имхотеп.
Жрец Ка нервно почесал себя за ухом. Потом неожиданно произнес:
– Я хочу, чтобы ты кое-что послушал.
Он хлопнул в ладоши и приказал прибежавшему на зов слуге:
– Приведи сюда пастушка… Этот парень немного не в себе. С трудом понимает, что ему говорят, и двух слов связать не может. Но он все видит и запоминает, и, кроме того, он предан моему сыну Яхмосу, который всегда был добр к нему и снисходителен к его ущербности.
Вернувшийся слуга вел за руку худого мальчика с почти черной кожей, раскосыми глазами и испуганным бессмысленным лицом; из одежды на нем была только набедренная повязка.