— Вспомнил! — нехорошо засмеялся управитель. — Это там, на домне… Ты выборный, с жалобой пришел от заводских жигарей…
— От всех работных людей! От всего, значит, мира! — перебил управителя чумазый, обводя рукой молчавшую толпу работных. — А коль взаправду хочешь знать, кто я есть — изволь. Павлом Жженым зовусь, из литейщиков буду.
— А-а, ты и есть Жженый! — управитель всматривался в него с недобрым любопытством. — Чего же ты хочешь? Пример?
— Немалого хочу! — Жженый насмешливо тряхнул льняными волосами. — Вот что, барин, довольно лясы точить. Батюшка, наш пресветлый государь, тебе повелевает, коль не хочешь ты в петле качаться, покорись волей и завод ему отдай.
— Какой государь? — надменно спросил Шемберг. — В России есть государыня, государя нет.
— Говорю тебе, довольно аркаться, барин! — раздраженно ответил Жженый. — Будто не знаешь, какой государь, обыкновенный — Петр Федорович, анпиратор.
Шемберг выпрямился и, молитвенно закатив глаза, сказал:
— Ее величество императрикс Катрин Алексеевна, вот кто ваша государыня. А холопский царь Петр есть самозванец, бродяга и вор!
— Иди ты к лешему со своей немецкой Катриной! — крикнул Жженый и поднялся угрожающе еще на одну ступеньку. — А если ты, пес, оглобля тебе в рот, нашего холопского царя признавать не хочешь, то разговор у нас с тобой иной будет!
Кружевное жабо запрыгало на груди Шемберга от его неистового крика:
— Молчать, раб, холоп! Запорю!
— Кнутобойничать ты мастер, знаю, — спокойно ответил Жженый. — Пороть меня хочешь? Так не удастся тебе это. И кому еще бог поможет…
Все выпитое за эти дни вино словно впервые подействовало на Шемберга. Он размахнулся и ударил Жженого по голове золотым набалдашником своей трости.
— Под караул!.. В кандалы!.. В Сибирь!..
Оглушенный ударом Жженый упал на руки стоявших рядом «мастеровых чинов». Доменный мастер вывернул на спину Павловы руки. Павел сопротивлялся слабо.
— Выручай Пашку! — заревели работные. — Не давай его скручивать!.. Бей управителя!.. Вяжи мастеров!.. Ура-а!..
Работные бегом ринулись к крыльцу. Шемберг выхватил из кармана платок и, подняв его высоко над головой, трижды взмахнул им.
Передние ряды уже добежали до крыльца. Шемберг на миг закрыл глаза. Страшна была эта несущаяся неотвратимо лавина полуголых, черных от копоти людей. Ступени крыльца загудели под многими десятками ног. Рядом с собой увидел управитель воспаленные глаза, изнуренные лица. Запахи пота, грязного тела, лука, ржаного хлеба ударили в ноздри, и голова его закружилась. Десятки рук протянулись к парчовому управительскому кафтану, и одна рука в багровых ожогах и глубоких царапинах вцепилась в подол. Тогда Шемберг, не помня себя, ударил еще раз. Кто-то болезненно вскрикнул, толпа подхватила этот крик, навалилась, затрещали, не выдержав такого напора, перила крыльца…