Илья потряс головой. Удар в живот он получил несильный, но что-то ещё толкнуло его, сбило с ног. Что-то, похожее на удар прямо внутри мозга.
Теперь шумело в ушах, кружилась голова, но отступать он был не намерен. Ему было некуда отступать. Он спиной ощущал тело Вадима и видел тело Мирона в углу.
Глаза парня с травматом, Генки, заволокло чем-то белёсым. Парень смотрел на Илью, но видел ли он его? Неужели это вторженец руководит им? Он же — слепой, этот Генка? Он же…
Илья приподнялся, держась за живот. В животе всё болело, как будто там был один сплошной синяк.
Вадим застонал, попытался встать на колени, но опять повалился на пол.
Скрипнула дверь, стало светлее и…
Звук выстрела как-то даже оживил Генку. На лице появилась гримаса боли, зрачки вернулись на радужку. Он взвыл и упал, держась за бок. Земля начала быстро темнеть под его телом.
Илья обернулся: в дверях, едва перешагнув порог, замер Егор.
Он стоял так же неподвижно, как и толстяк, борющийся с Вадимом, только глаза не закатились, и лицо не закаменело.
— Перестреляю гадёнышей, — застонал Генка.
— Егор! — крикнул Илья.
— Молчи, падла. — Генка потянулся, но не сумел достать отлетевший травмат.
Голос у него изменился. Словно говорил не он, а полутолстяк: интонации стали как у толстяка, а связки остались Генкины.
— Ща Дюша придёт. Ща… — бормотал Генка.
Илья кое-как встал на ноги, шагнул к стеллажам, вытащил скрученный и схваченный скотчем обрезок старого линолеума.
Генка, зажимая рану, дёргался, пытаясь, дотянуться до травмата.
— Егор! — снова крикнул Илья. — Очнись, Егор!
То ли голова у Ильи совсем пошла в разнос, то ли лицо у Егора подёрнуло маревом: с него словно стаскивали маску. Марево волновалось, выпуская из-под маски какое-то другое лицо: вытянутая мордочка, как у змеи или ящерицы, закрытые плёнкой глаза…
Ящер вздрогнул, плёнка сдвинулась вверх, вспыхнули глаза цвета расплавленного золота…
Генка завизжал от ужаса.
— Убью, — прошептал Егор.
Или не Егор.
Он открыл пасть, усыпанную острыми зубами, и Илья, сообразив, что лучше момента не будет, прыгнул на Генку, обрушивая на него линолеумную «дубинку».
* * *
В сознании Тоота в клубок слились трое — рыхлый белый червяк, тонкая серая тень и зыбкая фигурка человека.
— Души его! — «орал» Вадим.
Тело его корчилось на полу, но сознание намертво вцепилось в сознание Тоота, терзающее тень ящера.
Воля Вадима и воля Тоота встретились, сшиблись. Грой, ощутив, что смертельные объятья вторженца чуть-чуть ослабли, рванулся к его иллюзорной шее и сомкнул зубы.
Виртуальная «кровь» — энергия жизни — потекла в пасть маленького ящера. Он захлёбывался, давился, но не отпускал.