Хвала отцу за его уроки по переговорам и скрытым ловушкам! Хвала матушке за противных менторов, немало укрепивших умение сдерживать норов! Благодарение от всего сердца Судьбине за ниспосланные поездки и множество клиентов со скверными характерами! Без этого Дан не смог бы смирить злость. Когда он последний раз так мечтал кого-то убить?
Дверь скрипнула, пропустив очередной «капюшон». По каменной комнатке разнеся запах молока и, как ни странно, собачьей шерсти. Точнее, щенячьей. Дан нахмурился, но голос из-под капюшона мгновенно поставил все на свои места. Молодой был голос, мальчишечий даже. И затененные глаза поблескивали щенячьим любопытством:
— Отче, там… там новости.
— Иду, — «пахучий» орденец даже не оглянулся. Он вглядывался в Дана, словно ждал, что на его высказывания и впрямь ответят. — Ты подумай, — снова проговорил он.
— Отче, — снова осмелился влезть мальчишка, попятившись в коридор под холодным взглядом. — Сказали, важно…
Впрочем, «хозяин» взял себя в руки довольно быстро.
— Отдохните пока, юноша. Сбруя растает через несколько минут, и вы сможете поесть. А заодно поразмыслить без помех. И помните про альтернативу.
И он наконец-то вышел.
Альтернативу — то есть ее воплощение — принесли через несколько минут. Серый ошейник, три плети разного размера, какие-то непонятные крючки развесили на стене напротив. Одновременно притащили ковер, одеяло, теплый плащ и довольно вкусный обед из трех блюд, но от альтернативы несло так, что аппетит усох на корню.
Злишево копыто, да что ж там за новости?
Драконий лагерь. Марита.
На пылающий лоб опускается прохладное, влажное. В волосах путаются, бегут водяные капельки, словно играют… в прятки… Игра простонародья, веселая. Когда-то и она мечтала… Как хочется пить.
— Мариточка… Марита, держись… — шепчет рядом тихий, слабый голос. — Держись, хорошо?
А, Лата. Дорогая подруга… Всю жизнь держалась. Зачем сейчас? От меня только хуже…
— Ты поправишься.
И достанешься Ордену? Не хочу, больше не хочу… Уходили б вы, пока можете. Хватит того, что я Дана… я не хотела, не хотела, я не знала! Но вина моя. Не пересилила этого в нужный момент, испугалась, послушалась, отступила. Как всегда, как всегда… всегда отступала, всегда жила по чужой воле. Теперь за это Дан заплатит. И они, если не уйдут.
Зачем она… руку трогает? И так жарко. Песок — как пасть камина, пышет жаром, плавит и жжет, и капелька лишнего тепла — мука, и голос ее, и слова. На что надеяться? Зачем держаться?
Не трогай меня, отпусти. Не хочу опять. Отпусти…
— Мариточка…
Опять. Не дает уйти, не отпускает.