Стало быть, премия обеспечена. На меня эти узкие специалисты не обращают внимания. Я для них вообще что-то вроде половой тряпки или веника. Кстати, надо бы подмести возле второго стола. Там, судя по отрепьям, потрошили бомжа. Вооружась совком и веником, навожу порядок. Ветошь — иначе это не назовешь — отправляется в бак с мусором. В конце смены его содержимое, в свою очередь, сольется с другими отходами помойного контейнера, что стоит на улице. Кстати, пойду-ка вынесу бачок сейчас, надо же чем-то заняться.
На обратном пути заглядываю в «приемный покой», этакий предбанник преисподней — к Сажину. Даже не знаю, как зовут его толком, этого гнилозубого, пожранного временем мужика с туберкулезными глазами. Сажин и Сажин. Сходи к Сажину за телом. К Сажину испорченного привезли. Сажин опять пьяный в хлам. Такие вот небогатые ассоциации.
— Привет, Сажин.
Еле кивает в ответ. Тоже не очень-то жалует. Может, они уже все сговорились против меня? Вряд ли. Сажину Фима докладывать не поспешит. А Плюмбуму и Степанычу вообще до лампы, кто будет кишки по ведрам рассовывать да позвоночник разбирать. Что-то у меня от кумара мысли всякие нервные появляются…
— Как сегодня со жмурами? — не отстаю от Сажина. — Сколько уже оприходовал?
— Троих пока, — безразлично выдает информацию Сажин. Действительно, какие уж тут великие тайны.
— А отбросы есть какие?
— Угу.
Отбросы — донорские части человеческого тела.
— Ну-ка, посмотрим. — Открываю холодильную камеру.
Вот они, отбросы, среди трупов — в двух пластиковых контейнерах, и как приложение к каждому в целлулоидных пакетах — кровь умерших, уже, возможно, получивших свои участки земли. Иногда эти заказанные наборы хранятся в холодильнике до следующего дня, но обычно их забирают сразу же, по готовности. Чаще всего за ними приезжает на белом микроавтобусе с красными крестами на боках один и тот же хлопотун с вывернутыми ноздрями, что придает его лицу сверхбрезгливое выражение. Отбросы в холодильнике стоят со вчерашнего дня. Значит, сегодня и заберут. Стало быть, премия ожидается повышенная. А Фима, сука, гонит прочь. А может, потому и гонит, что жаба душит?..
Отношу мусорницу на место. Один глаз уже в колбе с раствором, второй Плюмбум как раз отстригает от пуповины. На меня опять — ноль внимания.
Залетаю к Степанычу. Вот, блин, не повезло-то до чего! Фима, гад, как раз тут. Возится над хрупким тельцем, беспомощно лежащим на огромном разделочном столе. Заботливо причесывает — будто заглаживает чью-то вину. Оборачивается на звук моих шагов.
— Ты все еще здесь?! Я что, непонятно тебе сказал?