— Садись в машину, — кивает на заднее сиденье, выходя и откидывая переднее: сзади в «восьмерке» иначе не сядешь, — стратег. Серый. Он сегодня — рядом с водителем. В глаза мне не смотрит. По всему чувствуется, что еле сдерживает ненависть. — Ну, садись, чего резину тянешь. И она пусть садится.
— На хрена?
— Да не стремайся! Я вижу, ты уже обоссался и обосрался. Ты со Щавелем добазарился? Значит, садись. Поедем.
— Куда?
— За бабками твоими, урод.
— Будешь грубить — без Щавеля никуда не поеду. С ним у нас базар в другом стиле.
— А у меня один стиль, хорек ты обшмыганный: или поехали, если хочешь бабки получить, или вали отсюда. Последний раз говорю — садитесь в машину! Да не ссыте вы — никто вас не тронет.
Надеюсь, инструкция Щавеля действительно запрещает этим ублюдкам прикасаться к нам хоть пальцем.
— Куда ехать?
— В Пушкин.
— Почему в Пушкин?
— Потому что там — наш банк. «Царскосельский». Получишь бабки, когда заполнишь кучу бумаг, — чтобы потом второй раз не просил.
Вопросительно смотрю на безучастную Настюху. Ей, похоже, все равно: в Пушкин так в Пушкин.
— Хорошо, поехали. Только смотрите, без фокусов. Щавель там будет?
— Будет.
И по Пулковскому шоссе — в сопровождении бесконечных рекламных щитов, и по Киевской трассе, по обочинам которой лежат грязные ошметки сугробов, мы едем в полном молчании — и, только когда машина сворачивает на какой-то подозрительно узкий проселок, ведущий явно не к городу, я не выдерживаю:
— Куда мы едем?
Серый не отвечает, задумчиво глядя в боковое окно. Напарник его тоже помалкивает, следя за дорогой.
— Куда едем? — толкаю Серого в плечо. Молчание. Мгновенно взмокшая майка прилипает к спине. Вокруг — ни души. Мы удаляемся все дальше от трассы. Кажется, я допустил вторую ошибку. Аналогичную первой. Стараюсь не смотреть на Настюху — стыдно, что я, возомнив себя крутым, позволил заманить нас повторно в одну и ту же западню. Весь ужас положения в том, что из этой треклятой «восьмерки» не выскочить, она словно создана для подобных целей. Мы зажаты в тиски.
— Слышь ты, Серый, — куда едем? Я Щавелю говорил: вы на мушке у РУОПа. Если у нас с головы упадет хоть волос — вас всех повяжут. Сегодня же. Я спрашиваю, куда вы нас везете?
Вместо ответа Серый поворачивается ко мне вполоборота — и, как и вчера, я вижу направленную мне прямо в переносицу одноглазую морду, только на этот раз — пистолетного ствола.
— Заткнись, ублюдок, ты меня еще вчера достал. Хоть раз пикнешь — я тебя продырявлю.
Рука Настюхи тянется к моей, я накрываю ладонью ее крохотный трепещущий кулачок. Настюхина дрожь перетекает в меня все глубже — вот уже и колени охвачены ознобной вибрацией. Мы прижимаемся друг к другу, точно ища в этом поддержки, если уж не физической, то хотя бы моральной. Машина с ровным гулом пропахивает изъезженную колесами снежную хлябь. Место совершенно безлюдное, встречного транспорта, увы, не видно. Серый приопустил ствол, чтобы не напрягать руку, но по-прежнему не отводит его от меня в сторону. Так и сидит вполоборота. Подъехав к чахлой рощице, автомобиль сбрасывает скорость и, углубившись в островок оголенной растительности, останавливается.