Намарав в журнале еще пару строк, дежурный откидывается на спинку кресла, глубоко и звучно, не считая нужным прикрывать пасть, зевает и, сладко потянувшись с разведением рук в стороны, спрашивает:
— Так где, говоришь, убили эту твою Настю?
Я вздрагиваю. Ничего себе повороты.
— Откуда вы знаете, что ее звали… Настей?
— Я все знаю. Ладно, не морочь яйца — ты ж сам по телефону имя это орал как бешеный. Настю убили! Настю убили! Я сразу подумал, что пьяный или обширянный. Слушай, а тебе случайно не почудилось это — в мультиках, как это у вас бывает…
— Нет, не почудилось.
— Ну и где, говоришь, ее положили?
— В лесу.
— В каком лесу? У нас на территории леса нет. Никакого. Даже искусственного.
— Есть. По дороге в Пушкин.
— В Пушкин? Ну, возле Пушкина, может, и есть какой лесок. Так что ж ты к нам-то — в Пушкинское ГУВД бы и обратился. А?
Не отвечаю. Я тихо, но уже бесконечно сильно ненавижу этого мента, который, может, всего-то намерен почесать язык, коротая дежурство, и не имеет в отношении меня злого умысла. Но я ненавижу его как самого лютого врага. Он и есть в эти минуты мой самый лютый враг.
— Девка тебе кем была, Настя-то эта убиенная? Жена — не жена? Путана, может? Не сутенер ты часом? Нет, не похож вроде. Точно ее завалили? Не примерещилось? А то вам часто всякое мерещится. А мы по ложным вызовам мотаемся. Убили! — кричит, — убили! Приезжаешь, а там — наркота в отключке. С виду и впрямь — труп: глаза подкачены, язык вывален. А потом глядишь: мычит чего-то, воскресает… А пока наряд по вызову мотался — кому-то помощь была нужна по-настоящему. Значит, говоришь…
Я уже ничего не только не говорю, но и не соображаю. Спертый воздух помещения ударяет мне в голову. Перед глазами плывут черно-желтые фантомы… Моя Настюха… лежит сейчас в темноте… на снегу… и ей уже некому помочь. И даже отомстить за нее — некому. Этот гад — не будет. И другие — тоже. Никому до Настюхи не будет больше никакого дела. Но мне — мне есть до нее дело! Мне!!!
Внезапно словно какой-то толчок выводит меня из оцепенения. И я вдруг предельно четко, во всех подробностях, представляю себе, что надо делать. Словно кто-то придумал для меня сценарий и сумел внушить его до мельчайших деталей. Надо только поторопиться с постановкой этого сценария, пока не пришел помощник дежурного Иваныча. Будь он проклят.
Закончив очередной абзац своей болтовни, Иваныч вперивает в меня вопросительный взгляд. Должно быть, что-то спрашивает. Чего ему надо? Не имею об этом даже приблизительного представления — все пропустил мимо ушей, прорабатывая сценарий. Может, оно и к лучшему.