Там было написано: «Люк и Моника. Осень и первая…»
Судя по снимку, молодым людям было по восемнадцать-девятнадцать лет.
Директор вставил фотографию обратно в рамку и поставил на место.
Еще раз беглым взглядом он оглядел эту комнату с желтыми обоями, и не найдя ничего любопытного, что можно было бы потрогать и досконально изучить, мужчина пошел в соседнее помещение. В ту небольшую темную спальню, в которой братья спали на одной кровати двенадцать лет…
* * *
— Мам…
Люк тихо постучался в комнату матери, когда Миа уснул и уже начал посапывать.
У нее горела лампа. Она не спала.
— Можно мне войти? — спросил юноша, медленно приоткрыв скрипучую дверь, чтобы не разбудить брата.
— Чего тебе, Люк?
Ребекка отложила в сторону книгу с мягкой обложкой и внимательно посмотрела на сына.
— Я хочу поговорить.
— Присаживайся на кровать. Я тебя слушаю.
Люк быстро подошел к кровати, сел на край и молча взглянул в черные глаза матери, не осмеливаясь произнести и слово.
Черные, как грязь из лужи, глаза смотрели на него с вопросом.
— Мам, я люблю тебя, — сказал подавленным и слабым голосом Люк. Эти слова ему дались с большим трудом.
С таким трудом, как если бы он сдвинул намертво въевшуюся в землю скалу на несколько метров. Или оторвал от земли этот самый дом своими тонкими костлявыми руками.
Другими словами, Люк поднял то, что, как ему все время казалось, невозможно было поднять.
— И я тебя люблю, Люк, — сказала холодным ровным голосом женщина, сохранив свои настоящие эмоции в тайне. Ребекка перевела взгляд в сторону, а затем снова посмотрела в медовые глаза своего сына.
— Ты лжешь, — сказал юноша спокойным и тихим голосом, рассматривая то один глаз матери, то другой. — Люди, когда врут, отводят потом глаза. Я не раз уже становился свидетелем лжи своего брата и знаю, когда он лжет, а когда говорит правду. Ты сейчас лжешь.
— Я люблю тебя, Люк. Ты ошибся. Я прямой человек и всегда скажу правду в лицо. За это и расплачиваюсь всю свою жизнь.
— Почему тогда ты отвернулась?
— Просто я не думала, что скажу тебе эти слова таким вот обычным, холодным вечером, читая книгу…
— А когда ты их хотела сказать?
— Очень хотела, Люк.
— Когда.
— Скоро.
— Твое «скоро» длится тринадцать лет?
— Нет, не больше одиннадцати, Люк. Когда ты был совсем маленьким, я тебе часто говорила о том, что люблю тебя. Это правда.
— Я не помню.
— Что не значит, что такого не было.
Это был разговор двух совершенно одинаковых людей. Одинаковых своим нутром и ощущением мира.
— Да, ты права.
— …
— Могла бы просто подойти и сказать. Когда я прихожу домой и становлюсь на соль. Тебе не больно оттого, что мои колени в крови?