А если говорить точнее, то Элеонор и ее возлюбленный не могли оторваться друг от друга до самого утра и лишь с наступлением рассвета уснули, обессилев от счастья.
Разумеется, им обоим было неведомо, что в ту же ночь Уалберу приснился странный и страшный своей неразгаданностью сон.
Ему приснилась та самая ваза, которую Марселу подарил Элеонор и которую Уалбер не видел наяву ни разу в жизни. Она стояла на столе посреди зала, погруженного в полумрак, и от нее исходило слабое фосфоресцирующее свечение, как магнитом притягивающее к себе взгляд Уалбера.
Он смотрел на вазу как завороженный, пока не увидел, что вокруг нее клубится огромное количество змей, которые ползают друг по другу, переплетаются, жалят друг друга…
В ужасе Уалбер закричал и проснулся от собственного крика.
- Что с тобой?! – прибежала к нему перепуганная Марина, а вслед за ней спальню Уалбера заполнили и все остальные домочадцы, включая с трудом передвигающегося Женивала, который недавно выписался из больницы.
Оказалось, что Уалбер своим неистовым воплем разбудил буквально всех.
- Я чуть второй инфаркт не схватил, - сказал Женивал, держась за сердце.
- А я не удивлюсь, если к нам сейчас сбегутся обитатели соседних квартир, - мрачно пошутил Лео, - Ты так орал!… Тебе кошмар приснился?
- Нет, это был не просто кошмар, а какой-то зловещий знак, - стуча зубами от внезапно охватившего его озноба, ответил Уалбер. – Но я не в силах что-либо разгадать…
Лавиния довольно легко вписалась в шумную пестроту уличной торговли. С покупателями она была приветливой, с продавщицами-соседками всегда держалась ровно, полицейским и налоговым инспекторам, периодически штрафовавшим ее или вымогавшим взятку, не дерзила, а молча выполняла все их требования. Поэтому и дела у нее шли, в общем хорошо. Случались, конечно, и абсолютно провальные дни, когда выручка составляла ноль, но Лавиния не унывала, помня о том, что за неудачей обязательно последует удача.
Освалду был доволен новой продавщицей, а Матилди время от времени заводила разговор о том, что Лавиния должна сказать Валдомиру о своей беременности. Но та продолжала упорствовать, говоря, что сама как-нибудь прокормит и воспитает ребенка.
- А если он сам пойдет к тебе? – фантазировала Матилди. – Увидит тебя случайно за лотком и поймет, что ты встала на площади не от хорошей жизни! Возможно, в нем проклюнется жалость… Тогда ты скажешь ему обо всем?
- Ты нарисовала картину, невозможную в реальности, - скептически заметила Лавиния. – Валдомиру только позлорадствует, увидев меня торгующей на площади.