Пока натуралисты занимались своими делами — готовили ужин, кормили Фомку и орлят, перевязывали Пишки, — орланы все время парили над Черемуховой редкой. Они делали круг за кругом примерно в двухстах метрах от земли, и ни разу никто из них не присел на дерево с тех самых пор, как у них забрали птенцов. Они будто наказывали себя за допущенную оплошность. А когда люди стали кормить птенцов и те стали пищать и кидаться к подачкам с широко раскрытыми клювами, орланы заметно забеспокоились, опустились метров до пятидесяти и уже не парили, а часто махали крыльями, готовясь спикировать вниз. Но ни у одного из них не хватило на это храбрости. Когда же орлята были сыты и их поместили в одну из клеток-ловушек, орланы улетели за старицу и расселись на макушках самых высоких деревьев, на виду у бивака. Там они и заночевали.
А Фомка, отдохнув за день в своей уютной землянке, заметно ожил и, более приветливо, чем утром, поглядывал на людей. Когда же ему подали туда тарелку с мелко изрубленными кусками изюбрового мяса, он с жадностью набросился на еду и уж больше не обращал внимания на людей.
— Этот выживет, — с веселой ухмылкой говорил Кузьмич. — Общительный зверь!
— Он еще послужит людям! — добродушно басил старый натуралист, наблюдая за Фомкой. — Смотришь, вырастет артистом цирка, еще не один раз потешит публику! Возраст как раз такой — лепи из него что хочешь. Зверь этот от природы удивительно смышленый…
Плохо обстояло и с Пишки. Он ничего не брал в рот, тяжело дышал и почти по-человечески печальными глазами смотрел на людей. Ему наложили лубки, обвязали и положили на мягкую подстилку в клетке, а возле носа поставили воду.
— Похоже, не жилец он на этом свете, — заключил Кузьмич.
Но он плохо знал Пишки.
Как только кончился ливень и установилась более или менее сносная погода, проныра Пиик решил покинуть юнцов. По веткам ели, укрывшей его от ненастья, он перемахнул на соседнее дерево — старый ильм, а потом пошел писать по кронам, с дерева на дерево. Сначала молодые бурундуки увязались было за ним, но Пиику это не понравилось.
Хитроумным маневром, пробежав сначала по одному столу до земли, а потом по другому — до самой макушки, проворный Пиик оторвался от нежелательных компаньонов и во весь дух полетел в направлении Моховки. Там на берегу он нашел на косогорчике заросль орешника-лещины, разгрыз несколько орешков, но они оказались еще слишком зелеными и горько-терпкими, как древесина.
У каждого четвероногого и пернатого обитателя Моховой пади существует своя промысловая площадь, свой радиус обозрения и прослушивания. Чем больше площадь, необходимая для добычи еды, тем дальше видит и слышит данное животное. У бурундука эта площадь ограничивается каким-нибудь десятком деревьев, дающих орехи, семена или ягоды с косточками, сами ягоды его не интересуют, он извлекает из них косточки, а из косточек — ядра. Как правило, Пиик не делал длинных переходов, а кормился обыкновенно где-нибудь неподалеку от жилья на площади в четверть гектара, разумеется, если там хватало корма. Но если корма не было, Пиику приходилось совершать и довольно далекие путешествия.