Наконец, 20 мая 1605 года вся польско-украинская компания торжественно въехала в Кремль. Московские колокола многочисленных церквей не смолкая звонили весь день, из-за чего, по свидетельству очевидцев, свита Лжедмитрия с непривычки чуть не оглохла. «Царь» первым делом отправился к гробу Ивана Грозного и погрузился в громкие рыдания. Через некоторое время привезли «мать» — инокиню Марфу (Нагую): сцена с рыданиями повторилась снова. Были возвращены практически все опальные годуновского правления. Особенно трепетное отношение продемонстрировано в отношении семейства Романовых. Филарет из простого монаха возведён в сан Ростовского митрополита, а его двенадцатилетний сын Михаил — будущий царь — получил чин стольника при дворе Лжедмитрия, что явилось беспрецедентным для того времени. Кроме того, умерших в ходе гонений романовских родственников перевезли в столицу и с почестями перезахоронили.
Как из рога изобилия посыпались высочайшие милости. Новый царь старался угодить всем: удвоил жалованье сановникам и войску, снизил многие торговые пошлины, запретил всякое мздоимство и наказал судей, выносивших сомнительные решения, объявил, что сам будет принимать челобитные от жалобщиков. Чтобы окончательно прослыть справедливым, заявил о желании подготовить новый Судебник и т. д. В ответ придворное духовенство во главе с патриархом Игнатием оглашали похвальные слова венценосному, предрекая тому блистательное будущее. Сообщали, как о спасении Иоаннова сына вместе с Москвой ликует и Палестина, где три лампады денно и нощно пылают над гробом Христовым во имя царя Дмитрия. Затем пришёл черёд венчания на царство, правда церемония была немного смазана. Московская публика сильно изумилась, когда священное действие завершилось выступлением иезуита Николая Черниковского, приветствовавшего монарха на латинском языке.
Как выяснилось, данное недоразумение оказалось далеко не единственным. Замашки нового царя давали обильную пищу для размышлений. Прежде всего тем, что с языка у него не сходила Польша, перед чьими порядками он откровенно преклонялся. Желая следовать польскому уставу, решил переименовать боярскую думу в сенат, назвал думных мужей сенаторами, увеличив их число за счёт духовенства, как это было в сейме. Сам царь регулярно участвовал в заседаниях, обладая определённым даром красноречия, рассказывал о жизни в польских краях, да и в личном плане — в одежде, причёске и т. д. — подражал ляхам. Иными словами, монаршие склонности не могли не вызвать у людей удивления, перераставшего в более сильные эмоции. Этому способствовало и поселение иезуитов прямо в Кремле с позволением служить латинскую обедню.