К тому же моя привязанность к Эмилии и ее отношение ко мне вознаграждали меня за все неприятности. Я любил ее не потому, что она была всегда моей заступницей пред отцом, и не потому, что она подчинялась моим желаниям и во всем помогала мне, но потому, что наши характеры были как будто созданы один для другого; чем старше мы становились, тем теснее была наша дружба, и только варварская рука могла разорвать ее.
Умерла мать. Против своего желания я служил тогда в торговом доме мистера Грэма и продолжал жить в его семье. Но вдруг и без всякой видимой причины мистер Грэм повел себя со мной так жестоко, что моя гордость восстала; нравственные пытки, которым он подвергал меня, доводили меня до бешенства. Он хотел отнять у меня единственное утешение — Эмилию. Не буду рассказывать здесь ни о его побуждениях, ни о тех средствах, которые он употреблял; скажу только, что все это превратило мою антипатию к нему в сильнейшую ненависть, а мое безотчетное неповиновение — в открытую и решительную борьбу.
Вместо того чтобы подчиниться этой тирании, я все время изыскивал способы видеться с Эмилией и пользовался любым случаем, чтобы даже в присутствии отца говорить ей о своем желании никогда не расставаться с ней.
Эмилия заболела, и целых шесть недель я не видел ее. Как только она поправилась, я стал искать возможность повидаться с ней и, наконец, такой случай представился. Мы около часа сидели и разговаривали в библиотеке, когда вошел мистер Грэм — с таким лицом, какого я никогда не забуду. Мне казалось, что я подготовлен к любым последствиям его появления, но то, что случилось, было для меня полной неожиданностью.
Я думал, что он обвинит меня в неподчинении его воле, которую он неоднократно выражал, и открыто выразит свое желание воздвигнуть барьер между Эмилией и мной, и готов был ему возражать. Но, накинувшись на меня с градом самых грубых обвинений, он, среди прочего, посмел обвинить меня в мошенничестве — в подделке подписи.
До этого я был только сильно раздражен, но теперь, охваченный бешенством, я поднял руку, и не знаю, что я мог сделать, если бы душераздирающий крик Эмилии не отрезвил меня. Я обернулся и увидел, что она без чувств лежит на диване.
Забыв все и только осознав, в какое состояние повергла ее эта сцена, я бросился к ней на помощь; рядом стоял столик, а на нем было несколько склянок. Я схватил то, что мне показалось просто освежающим, и в волнении пролил содержимое на лицо Эмилии. Не знаю, что это была за жидкость и для чего ее использовала миссис Эллис, но действие ее было моментальным. Я совершил непоправимое!