— Ах, так?! Опротивел?! — взбеленился Жозе Мануэл и выпилил то, за что часом раньше едва не получил по физиономии от Тони: — Так, может, ты и гонишь меня только потому, что беременна от другого мужчины — более приятного, чем я? Вероятно, он не вызывает у тебя отвращения, если ты даже захотела от него ребёнка?!
Нина, извернувшись, ответила ему на это пощёчиной.
Жозе Мануэл тотчас же понял, какую непростительную глупость совершил, и, встав перед Ниной на колени, принялся умолять её о прощении.
Ткачихи, выходившие из ворот фабрики, прыскали от смеха при виде этой сцены, а наиболее любопытные вмиг образовали плотный круг, не давая Нине возможности уйти от Жозе Мануэла, продолжавшего удерживать её за руку и клясться в любви.
Нина же была оскорблена до глубины души и не желала его слушать.
— Я никогда к тебе не вернусь! Теперь, это невозможно! Ты принял меня за какую—то девку, способную спать с кем угодно!.. — твердила она, не слушая его и порываясь уйти.
В этот момент из ворот выехал на машине Умберту и, увидев толпу, резко затормозил.
— Что здесь происходит? — грозно спросил он у ткачих, думая, что они устроили очередной митинг протеста.
Ткачихи послушно расступились, и Умберту воочию увидел, как Жозе Мануэл унижается перед Ниной, а она безуспешно пытается от него уйти.
— Тебе нужна помощь, Нина? — спросил Умберту, с презрением глядя на Жозе Мануэла, который сразу же злобно прохрипел в ответ:
— Не лезь не в свои дела! Я говорю с женой!
Умберту недоумённо пожал плечами и уже собрался уйти, но тут вдруг Нина обратилась к нему с неожиданной просьбой:
— Сеньор Умберту, помогите! Увезите меня подальше от этого ужасного человека!
Жозе Мануэл, услышав такое, сам отпустил руку Нины.
А она бросилась бежать от него как от прокажённого, и Умберту не без труда остановил её и затолкал к себе в машину.
Изумлённые ткачихи с осуждением смотрели вслед удаляющейся машине — их симпатии явно были на стороне Жозе Мануэла. Он же, ощутив на себе их сочувственные взгляды, обхватил руками голову и ринулся прочь из толпы.
Большего унижения он не испытывал ни разу в жизни. Да что там унижение! Это было предательство! Это была публичная демонстрация самого подлого и пошлого предательства!
— Теперь мы расстались окончательно, — доложил он Тони, придя к нему в пансион. — Примирение между нами невозможно.
— А если родится ребёнок? — спросил Тони, и Жозе Мануэл обескуражил его своим ответом:
— После сегодняшней встречи с Ниной я могу повторить только то, что сказал тебе утром: вряд ли это мой ребёнок. А теперь, ты можешь и морду мне набить, мне уже всё равно...