От возмущения и негодования Мария оцепенела и не могла рукой пошевелить, словно Жозевалду лишил ее последних сил.
«Что делать? Еще не хватало, чтобы этот подонок завалил меня на собственную кровать и изнасиловал», — эта мысль на миг отрезвила ее и придала сил. Ду Карму с силой сжала зубы и почувствовала соленый привкус во рту.
— Идиотка! — взвизгнул Жозевалду. Ты прокусила мне губу!
— Я рассмотрю твое предложение, — сухо сказала Мария. — Но если ты еще хоть раз прикоснешься ко мне своими грязными лапами, я тут же прикажу выставить тебя за порог, и никакие дети тебе уже не помогут.
Жозевалду зло сверкнул на нее глазами и молча вышел из спальни. «Ну, погоди! Я тебя проучу! Только дай время. Ты еще в ногах у меня будешь валяться и просить о снисхождении!» — он быстро попытался проскользнуть мимо Сиссеры, но, как назло, она заметила его и застыла на месте от удивления.
— Сеньор Жозевалду! Что с вами? У вас так распухла губа...
— Оса укусила, — пробурчал он и закрылся в своей комнате.
«Сегодня же схожу к адвокату и узнаю, что можно получить в моем положении», — подумал он и подошел к зеркалу. Зрелище было жалким. Губа покраснела и раздулась, на языке была отметина от зубов. Теперь он сам напоминал себе несчастного кролика. «Тьфу, с такой физиономией даже в бордель сунуться нельзя, засмеют! — Жозевалду еще раз исследовал свою рану и с отвращением отвернулся от зеркала. — Ну погоди, ду Карму! Ты мне за все ответишь! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому». Он вытащил из ящика фотографию Марии, порвал ее на мелкие кусочки и подбросил вверх.
Стук в дверь застал его врасплох. Жозевалду не успел сказать: «Войдите!», как на пороге комнаты возникла встревоженная физиономия его младшего сына Плиниу.
Из всех его детей он был, пожалуй, единственным, кто питал к отцу неподдельные теплые чувства и всегда становился на сторону его интересов.
— Старик! Я войду? У меня к тебе разговор, — скороговоркой протараторил Плиниу и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату. Заметив мелкие кусочки разорванной фотографии, он растерянно остановился посередине и поднял один из них.
— Мама? — удивился Плиниу. — Вы опять поссорились? А что у тебя с губой?
— Сынок, тебе не кажется, что еще не прошло и двадцати секунд с момента твоего появления, а ты уже засыпал меня вопросами.
— Извини, пап. От женщин всегда одни неприятности.
— С каких это пор ты стал рассуждать, как взрослый? Чует мое сердце, что секретарша ду Карму опять дала тебе от ворот поворот.
— Я не понимаю ее, пап. Она то заигрывает со мной, то отталкивает меня.