- В империи так не бывает, но здесь колдовство разлито в воздухе… Мне трудно говорить, пожалуйста, не перебивай! Я не знаю, кто ты, и не хочу знать. - «Ты» вышло легко, естественно, как и должно быть в невозможную ночь. - Мы видимся первый и последний раз, и я… Я хочу жить. Здесь, сейчас…
Она пыталась подобрать еще слова, но они были уже не нужны. От поцелуя по телу Элизы прокатилась горячая искрящаяся волна.
Элиза плохо помнила, как они оказались в мансарде над «Ферзем». Кажется, все тот же полевик проводил их, растопил камин и исчез…
Она путалась в непривычных пуговицах его камзола, без стеснения смеясь своей неуклюжести. Ее платье расстегнулось как будто само и медленно сползало с плеч, открывая кожу его поцелуям.
Элиза точно знала, чего хочет – почувствовать себя желанной, любимой и любящей, хотя бы на одну ночь, вычеркнутую из привычного хода жизни. Без обязательств, без условностей, без...
Без мысли о том, что Пьер в супружеской постели думал совсем не о ней.
Неважно, кем был ее случайный любимый. И о ком он, возможно, грезил раньше.
Здесь и сейчас они были только вдвоем.
Она представить не могла, насколько это на самом деле… Прекрасно? По-настоящему? Не похоже на ее короткий опыт семейной жизни?
Слова терялись, осталось только дыхание, стоны и наслаждение – живое, теплое, волшебное!
«Так вот как это должно быть!» - крутилось в голове Элизы.
В снятом Элизой домике остро пахло мандаринами. Гнездовские полевики как-то умудрялись их выращивать в теплицах, как раз к декабрю. За свои таланты к огородничеству они с древних времен заслужили славу нечисти (а, возможно, и были потомками полевых духов). Элизу это мало волновало. Вчера утром на рынке она просто купила громадную корзину ярких, оранжевых, тугих фруктов. Две трети она тут же отдала охране, а остальное собиралась сесть, читая книжку, но отвлекли вечерние приключения.
Элиза не торопилась вставать. Просыпалась, нежилась в уютном гнездышке из пухового одеяла, обнимала подушку и засыпала снова.
Видимо, сейчас Эрик с Настей как раз угощались мандаринами, ожидая, пока она проснется.
Элиза счастливо улыбнулась, посмотрела на свернувшуюся мохнатым клубком у нее в ногах кошку Герду и снова закрыла глаза.
Сквозь дрему, путая явь и сон, она слышала голоса.
- Ты абсолютно уверена, Настасья? – негромко спросил Эрик.
- Я по нему столько слез пролила и столько свечек поставила, - вздохнула Настя, - не могла не узнать, хоть и не сразу. Когда в газетах написали – жив – я неделю от счастья ошалевшая ходила, ты надо мной еще смеялся, помнишь?