До здания я добралась быстро и без приключений. Но как только я оказалась внутри, мой боевой настрой как-то исчез. Появилось желание быстренько выбежать на улицу и снова вызвать такси, теперь до дома. Но будучи уже на месте, отступать совсем не хотелось.
Я собрала всю свою смелость в кулак и пошла на встречу с оборотнем.
— Вы записаны? — подняла на меня бездонные ярко-голубые глаза секретарь.
— Нет, но надеюсь, Дмитрий Олегович меня примет. Передайте, пожалуйста, что пришла Михайлова Катерина.
— Минуту.
Секретарь связалась со своим боссом, и я услышала, что могу пройти.
Собираясь к Гусарову, я подготовилась. Наложила много тональника на лицо, как будто скрываю синяки, надела кофту с воротником и длинными рукавами, прикусила до крови губу и замазала это дело блеском. Теперь у него не возникнет подозрений, что меня не били. Хотела еще диктофон с собой взять, но решила, что если его найдут — мне крышка, поэтому играть в шпиона не буду.
Отвратительный тип сидел как барин в кресле, жадно сверля меня взглядом, в котором читались призрение и отвращение.
— Чем могу помочь? — спросил он, как будто сплевывая.
— Я пришла к вам извиниться, — я опустила глазки в пол, — я несколько дней назад испортила вашу машину. Я поступила очень неправильно, хочу вам все компенсировать и принести глубочайшие извинения.
Кто хорошо меня знает, был бы в шоке от моего поступка. Я за справедливость, видимо, меня сильно обделяли ею в детстве, что любой нечестный поступок вызывает волну возмущения. Но в данной ситуации речь шла не только обо мне, хотя, если быть откровенной, жить, как оказалось, хочется. А еще хочется не бояться. Но даже не в этом дело, за меня впрягаются сейчас люди, которые мне дороги, и я не хочу, чтобы они пострадали. А то, что они не отступят — я не сомневалась. Все слишком характерные и упертые.
Гусаров хмыкнул.
— На выходе из здания тебя досмотрят, и если обнаружат диктофон или еще что-то в этом роде, сразу убьют, так что лучше выложи все на стол.
— У меня ничего нет, — пробормотала я, понимая, что это не пустые угрозы, и одновременно радуясь, что решила не умничать.
— Хорошо, — Гусаров встал, подойдя ко мне, — на колени и открывай свой пухлый ротик, если все сделаешь хорошо, так и быть, прощу, хотя ремонт машины оплатишь из своего кармана.
— Что? — я решила, что неправильно поняла. — В смысле?
— А ты как думала? — схватил меня за волосы мужчина, — надеялась поблеять овцой и быть свободной?! Я такие вещи не прощаю, дорогуша. Давай, принимайся за дело.
Так, у всего есть предел терпения. И до такого я не опущусь, пусть уж убивает меня.