Пока все рассматривали макет, император подтащил поближе скамью и залез на нее, чтобы дотянуться до макета. С восторженным писком он принялся изображать голосом ржание лошадей и выстрелы пушек и передвигать фигурки на доске.
Назет потянулся, чтобы остановить его, и Хэл уставился на руку генерала. Она была тонкой, изящной, гладкой, с длинными гибкими пальцами и жемчужно-розовыми ногтями.
Внезапно Хэла осенило, и он, не успев поймать себя за язык, брякнул:
– Святая Мария! Да вы женщина!
Назет бросила на него взгляд, и ее янтарные щеки потемнели от раздражения.
– Я советую вам не пытаться отнестись ко мне с пренебрежением из-за моего пола, капитан. Вы, как англичанин, должны помнить тот военный урок, который преподнесла вам женщина под Орлеаном.
С губ Хэла чуть было не сорвалось возражение: «Да, но это было более двухсот лет назад – и потом, мы ее сожгли за причиненные беспорядки!» Но он сумел вовремя остановиться и попытался придать своему голосу умиротворяющий тон:
– Я вовсе не хотел нанести оскорбление, генерал. Это лишь увеличивает восхищение, которое я уже испытал, зная о вашем таланте командующего.
Однако Назет оказалось не так-то легко умаслить. Ее манеры стали резкими и деловыми, когда она принялась объяснять тактические и стратегические позиции двух армий, показывая Хэлу, где он может с наибольшей пользой применить силы «Золотой ветви». Она больше не смотрела на Хэла прямо, линия ее пухлых губ стала жесткой.
– Рассчитываю, что вы будете находиться под моим непосредственным командованием, поэтому приказала адмиралу Сенеку записать простой набор сигналов: ракет и фонарей для ночи и флагов и дыма для дневного времени. С их помощью я буду передавать вам свои приказы с берега. У вас есть какие-то возражения?
– Нет, генерал.
– Что до вашей доли добычи, то две трети будут принадлежать казне императора, а остальное – вам и вашей команде.
– Обычно кораблю достается половина добычи, – проворчал Хэл.
– Капитан, – холодно произнесла Назет, – в этих морях обычаи устанавливает его наихристианнейшее величество.
– Тогда я вынужден согласиться, – иронически улыбнулся Хэл.
Но Назет и не подумала поощрять его к легкомыслию.
– Любые военные припасы или провизия, которые вы сможете захватить, будут переданы в казначейство, а вражеские суда, захваченные вами, – военному флоту.
Она отвернулась от Хэла, когда в зал вошел писарь и поклонился, прежде чем подать ей документ, написанный на жестком желтоватом пергаменте. Быстро пробежав по нему глазами, Назет взяла перо, протянутое ей писарем, заполнила пропуски на листе и подписалась внизу: «Юдифь Назет», добавив после своего имени крест.