— Ничего глупее в жизни не слышал, — перебил Владимира отец. — Тем более что «ё» и так уже практически не печатается.
— Больше ему не наливать, — добавил грубый Александр.
— Напрасно пренебрегаете, — заводился Володя, сверкая очками. — Народу нужны реформы, изменения. Согласен, буква «ё» — это только первый, совсем маленький, шаг к обновлению, к чистоте нашего общества, но надо же с чего-то начинать. Маленький шаг для человека, но огромный, может быть, шаг для человечества. Дальше стоит обратить внимание на двусмысленный, неприличный хвостик в начертании «ц» и «щ». Приглядитесь к этому сомнительному отростку повнимательнее. Что-то напоминает? Зачем же?
— Бабу тебе завести нужно, — предположил Александр. — Чтоб о хвостиках и точках меньше думал.
Водка, густой табачный дым и усталость притупили внимание Эдуарда, его слегка тошнило. Он переводил взгляд с одного персонажа на другого, не в силах поверить в реальность происходящего. Сидящие за столом мужчины казались мультипликационными героями. Что это все значит?
* * *
Стрелки часов подползали к полуночи, глаза слипались.
Гости ушли, отец стелил сыну на раскладушке, принесенной из прихожей.
— Ты ложись, спи. Я сам уберу и помою посуду. Не думай, я действительно больше не пью. Так, позволил себе пару рюмочек по случаю дня рождения. Завтра воскресенье, я не работаю, — он вынес из-за стенки подушку и бросил ее поверх одеяла. — Готово, устраивайся.
— Это были твои соседи?
— Александр, который лысый, — сосед, а Володя в очках — старинный приятель. Он когда-то учился на филолога, преподавал в институте, так что ему простительно.
Около двух ночи Эдик проснулся от разборчивого шепота и увидел на потолке слабый колышущийся свет. Комнату наполнял запах ладана. Отец молился, стоя на коленях перед крохотной лампадкой и открыткой с изображением Иисуса. Его сгорбленная спина и опущенная голова вызывали жалость. Время от времени шепот стихал, тогда отец широко троекратно крестился и совершал затяжной поклон до касания лбом пола.
Он оглянулся на скрип раскладушки и тихо спросил:
— Я тебя разбудил? Извини, сынок, я почти закончил.
— Ничего. О чем ты молишься?
Отец не ответил сразу, постоял еще несколько минут на коленях — крестился и кланялся, потом натужно поднялся.
— Аминь! Что ты спросил? — он пододвинул стул и сел в изголовье раскладушки. Эдуард услышал его сорванное дыхание. — О своей душе, о тебе, о твоей матери, о дочери своей. Тяжело это все…
— У меня есть сестра? Не знал.
— Есть, но я с ней давно не вижусь. Потом оставлю тебе ее адрес и имя. Пусть у тебя будут. Может быть, когда-нибудь тебе захочется ее найти и увидеть. Мало ли.