Я не боялась поддержек и всегда чувствовала себя в безопасности, когда Сергей меня поднимал. А вот выбросов я боялась панически. Во время выброса партнерша прыгает в тот самый момент, когда партнер кидает ее, словно тряпичную куклу, схватив за руку и талию. Мы с Сергеем часто выполняли тройной сальхов и двойной аксель. Во время броска партнерша в этом случае летит дальше, чем если бы она прыгала сама. Мы тренировались на толстых матах в зале, а когда у нас начинало хорошо получаться, переходили на лед. Захаров говорил что-нибудь вроде: Сегодня будем отрабатывать спирали, поддержки, вращения, а потом выбросы». Стоило ему произнести это слово, и я всю тренировку думала только о том, что меня ждет в самом конце.
Я постоянно падала, когда училась приземляться. Недостаточно быстро вращалась, слишком поздно разводила в стороны руки или не сгибала правую ногу, а левую не успевала вытянуть как полагается. Когда тебя подбрасывают в воздух, очень трудно определить, где находится лед. Я падала, падала и падала. И тогда Сергей шептал:
— По-моему, тебе следует сходить перешнуровать ботинки.
Он так делал, если уставал: говорил, что у него что-то случилось с ботинками.
— Пойди посиди немного, — советовал он мне, — я больше не могу тебя бросать.
А я отвечала:
— Зачем мне сидеть? Я только замерзну и стану бояться еще больше. Лучше уж сделать еще десять раз и покончить на сегодня.
Сергей снова меня бросал, а я снова падала. У него делалось грустное лицо, но он прятал от меня глаза, потому что был не в силах смотреть, как я раз за разом оказываюсь на льду. Но он ни разу на меня не разозлился. Некоторые партнеры сердятся, если у партнерши не получаются приземления после бросков. Парное катание может быть очень опасным для девушек. Я видела молодых людей, которые доходили до такого состояния, что становились жестокими и специально швыряли партнершу не туда, куда она ожидала, или подбрасывали слишком высоко. Последствия таких действий могут быть крайне серьезными. Сергей никогда ничего подобного себе не позволял.
Я не плакала. Ну может быть, чуть-чуть, я не очень помню. Станислав Жук, ставший нашим тренером, когда мы немного подросли, обычно говорил Сергею:
— Ты должен бросать ее так, словно она хрустальная ваза.
Возможно, это правильно, но мне аналогия совсем не нравилась. Почему ваза? Почему не человек? Я не ваза. Впрочем, кажется, эти слова помогли Сергею обращаться со мной более осторожно.
Все фигуристы в нашем клубе называли меня «баба Катя». Меня это прозвище сердило, но дали его мне потому, что я просто обожала вышивать.