Выражена эта идея у Булгакова и Пастернака очень по-разному, что и неудивительно: как я старался показать, это были во многом диаметрально противоположные писатели и личности. Роман “Мастер и Маргарита” выполнен в гротескной, ярко контрастной манере – трагизм одних эпизодов сменяется ироничностью, даже саркастичностью других. “Доктору Живаго” свойственны пастельные, сумрачные тона. Его хорошо читать наедине, при свете ночника. “Мастер и Маргарита”, напротив, сильно выигрывает при чтении вслух: тут видна рука опытного драматурга. (Пастернак признавался Александру Гладкову, да и не ему одному, что “постоянно мечтает об успехе в театре”. Но ему так и не удалось написать хорошую пьесу – переводы Шекспира не в счет.)
Далее. Герои обоих романов – писатели, которые сочиняют “книгу в книге”. У Пастернака это Юрий Живаго и его стихотворный цикл – по мнению многих, к которому я присоединяюсь, сильнейшая часть всего произведения, его кульминация. Большинство читателей так же оценивает роман о Христе и Пилате, который пишет булгаковский Мастер (тут я с ними, пожалуй, не соглашусь).
Мастер и Маргарита составляют необходимую для сцепления романа символическую любовную пару, симметричную паре Живаго – Лара в произведении Пастернака. Здесь первенство остается за Пастернаком: его возлюбленные – несомненный центр “Доктора Живаго”; у Булгакова они, скорее, исполняют роль шахматных фигур, способствующих развитию партии.
Важное место в обоих романах занимает Москва как топос. Наталья Иванова отмечает, что действие московских глав “Доктора Живаго” и современных эпизодов “Мастера и Маргариты” происходит почти в одно и то же время (весна и лето 1929 года) и приблизительно в тех же местах (Сивцев Вражек и Патриаршие пруды).
И оба романа завершаются проникновенной, хватающей за сердце панорамой Москвы, увиденной сверху, – Москвы как “святого города” (у Пастернака). У Булгакова патетика этого момента снимается характерным для него приемом – на замечание Воланда: “Какой интересный город, не правда ли?” – его верный слуга Азазелло откликается почтительным: “Мессир, мне больше нравится Рим”.
Наконец, можно провести параллель между двумя персонажами – Воландом и младшим братом Юрия Живаго, Евграфом, исполняющим в романе функции покровителя и защитника героя-поэта. О Воланде как о своеобразной проекции Сталина, каким он виделся Булгакову, мы уже говорили. На сходную роль Евграфа в “Докторе Живаго” первой указала Надежда Мандельштам в своих “Воспоминаниях” (1970): “Он занимает настолько крупное положение, что обещал брату отправить его за границу или выписать в Москву из Парижа высланную туда семью. Пастернак прекрасно знал, кому из правителей такое было под силу в начале тридцатых годов”.