Брат Михаил писал о своем совместном пребывании со старшим братом в тесных казематах Читы, где заключенные были набиты как сельди в бочке. И вот здесь, где и повернуться было негде, у неутомимого Николая родилась благодетельная мысль: «упростить хронометр и тем избавить тысячи судов, погибающих от невозможности, по великой ценности, приобрести их». Он с помощью только перочинного ножа и небольшого подпилка создал первообраз своей идеи.
Тогда же Николай Александрович начал свои рукописи «Свобода торговли» и «Дешевизна хронометра».
Не в этих ли условиях, оказавшихся непереносимыми для многих людей, Николай Александрович вспомнил об уроках Лукина? Не та ли закалка, которую он получил благодаря советам старшего друга, не только помогла выжить, она помогала созидать!
Из Читинского острога Николая и Михаила Бестужевых перевели в Петровские казематы. Помещение, в которое поместили братьев, они тут же окрестили «стойлом». Оно было сырым, мрачным и темным. Над дверьми, правда, было окошко. Но оно выходило в полутемный коридор. Ни читать, ни писать, разумеется, было здесь невозможно.
Добрый, но робкий начальник казематов, позже получив разрешение, проделал под самым потолком отверстие, какие «прорубают в конюшнях для лошадей».
Николай Александрович соорудил подставку, взбирался ближе к свету и там изготовил хронометр, где трудно было даже равновесие сохранить. Здесь же он писал научные статьи.
Когда Николай Александрович наконец вышел на поселение, то и тут всех поражал своей исключительной работоспособностью, умением с блеском выполнять самые различные дела — выращивать зелень на скудных огородах или, не имея под руками даже необходимых инструментов, починить сломавшиеся часы или сельскохозяйственный инвентарь.
Вечерами, собравшись вместе, декабристы вели неспешные разговоры. И часто они слышали от Николая Александровича его рассказы о богатыре Василии Лукине.
— Не будь на заре моей жизни встреч с этим удивительным человеком, — убежденно произносил Николай Александрович, — совсем по-иному могла сложиться моя жизнь. Очень может быть, что не было бы Бестужева — моряка и декабриста. Занимался бы я совсем иными делами, далекими от всего этого. Вот за это я и благодарен ему!
Михаил Александрович Бестужев, уже после смерти старшего брата в 1855 году, писал историку М. И. Семевскому:
«Мудрено ли, что такая оригинальная личность, как личность капитана Лукина, подействовала обаятельно на живое, впечатлительное воображение ребенка и была причиною в решительном избрании — поприщем жизни — морской службы.