И тут она впервые за все время взглянула прямо на него.
– Да? – моргнул Хорт.
Только сейчас он понял, что Софи смотрит не на него самого, а на притаившегося у него на шее скима, и догадался, что весь этот длинный монолог она именно для скима и произнесла, пусть передает его своим хозяевам.
– Ну-с, – порхнула Софи к дивану, – теперь поищем что-нибудь подходящее для похода в церковь.
– Погоди, Софи, – преградил ей путь Хорт. – Скажи, что я здесь делаю?
– Ну, для начала «госпожа Софи», раз уж ты теперь мой камердинер, – посмотрела на него она. – А во-вторых, я не знаю, что ты здесь делаешь. Пока что вижу только, что ты стоишь здесь, как столб, в своей дурацкой пижаме и воняешь, как горилла. Но если говорить о том, что ты должен делать, так это помогать мне готовиться к первому событию в череде моих свадебных торжеств.
– Софи, послушай, здесь никого нет, мы с тобой одни… Сними с меня эту гадость, – попросил Хорт, указывая на своего скима.
Словно не слыша его, Софи надула губки и деловито заговорила:
– Иди сюда, помоги мне открыть эти коробки, я опаздываю.
– Да мне плевать на то, что ты опаздываешь! – сорвался Хорт. – Софи, ты должна…
Софи выстрелила из кончика своего пальца розовой искрой, которая промчалась рядом с ухом Хорта. Ским на его шее на пару секунд отвлекся, повернулся, следя за искрой, и этого времени оказалось достаточно, чтобы Софи успела беззвучно, одними губами, шепнуть Хорту.
– Тихо! Нас подслушивают!
Хорт молча кивнул.
– Что скажешь насчет этого? – весело защебетала Софи, держа в руках ярко-синее, расшитое павлиньими перьями, сари. – Это сделает церемонию Благословения менее чопорной, а?
Восемь золотистых скимов сверкнули в воздухе, стрелами вонзились в синее сари и моментально разодрали его на лоскуты.
Софи и Хорт обернулись. В дверях в своем традиционном, знакомом еще по коронации золотисто-синем одеянии стоял Яфет. Уничтожив творение мадам ван Зарахин, скимы вернулись к своему хозяину и снова слились с его костюмом. Выглядел близнец Райена, мягко говоря, неважно – синяк под глазом, порезы на лбу и щеках, пятна засохшей крови на коже, выглядывающей в прорехи разодранной рубашки.
– На Благословение ты наденешь вот это, – сурово сказал Яфет, обращаясь к Софи.
Она проследила за его взглядом.
На остывших углях в камине лежало строгое белое платье со сборчатой юбкой.
Софи в ужасе отшатнулась от платья.
– Это платье ты будешь носить каждый день, – ровным голосом объявил Яфет. – Отныне это твоя униформа. И если ты еще раз оскорбишь память моей матери, я тебя так накажу, что мало не покажется.