В дверях Соколов столкнулся с пузатым господином, обладателем лохматой, похожей на веник бороды, веселыми нетрезвыми глазками и широким, проломленным носом. На большой круглой голове сидела немыслимая фетровая шляпа, какие носили волжские бурлаки и Сухаревские типы. Грудь обтягивала замызганная вязаная фуфайка времен Наполеона Бонапарта, а еще на господине болтались бесподобные бархатные штаны фиолетового цвета.
Соколов по описанию узнал того, кто ему был нужен — германского агента, француза по национальности Антуана. Гений сыска произнес пароль:
— Вы не скажете, как найти местного сторожа?
Пузатый удивленно вытаращил глаза, обдал Соколова винными парами.
— Тут есть несколько сторожей. Какого вам, месье, надо?
— Его зовут Антуан. Я привез ему известия с фронта от его двоюродного брата Шарля.
Обладатель бархатных штанов бросился на Соколова с распростертыми объятиями. Заорал:
— Какое счастье, наконец-то вы тут, мой друг! А я уж боялся, что вас где-нибудь на границе загребли, — сделал жест, — и вздернули. О-хо-хо! — Спохватился. — Я от радости забыл пароль сказать. — Завел глаза вверх, вспоминая. — Значит, «Шарль — это золотой человек и большой любимец дам». — Раззявил розовую щель щербатого рта, заорал: — Ну, дружище, я ничего не перепутал? Все верно сказал?
Соколов кивнул:
— Так!
Антуан снял шляпу, нетрезво шатаясь, помахал ею в воздухе, сообщил:
— Я и есть Антуан. Наконец-то, мой друг, вы появились. Мне резидент говорил, что вы привезете деньги. — Уставился на гостя по-детски наивными глазами. — Неужели привезли? Вот это прекрасно! Тогда — угощаю. Пройдем ко мне, пропустим бутылочку-другую и обсудим наши дела. — Заговорщицки подмигнул: — Нам ведь есть о чем поболтать, не так ли?
Соколов был неприятно удивлен столь странным поведением секретного агента, но все, видимо, объяснялось его французским характером, которому свойственна эмоциональная возбудимость.
Они нырнули в узкую низкую дверь и оказались в помещении, освещенном весенним солнцем, бившим в широкие цветные витражи. Большой буфет за толстым, с красивыми гранями стеклом был уставлен бутылками с яркими этикетками, фужерами и рюмками всех калибров. Стены были увешаны живописью и акварелями Тирэ-Бунье, Мартена, Пикассо, Бенара и других.
В дальнем углу топилась громадная печь, украшенная изразцами, на которых были изображены ужасные хвостатые демоны и несчастные голые грешники. В печь был вделан настоящий череп, с выбитыми, видимо при жизни, передними зубами — верхними и нижними.
— Это — Черный Жак. — Антуан ткнул грязным пальцем в желтую лобную кость и весело продолжал: — В начале прошлого века этот парнишка зарезал, хе-хе, десятка три старух. Он отсекал бабкам головы и вываривал их в котле. Из полученного отвара делал с чесноком и перцем холодец и запивал вином. — Хлопнул Соколова по плечу, зашелся в смехе. — Э-хе-хе-хе! Мой друг, скажите-ка, из чего этот славный выдумщик устраивал себе чаши для вина?