Фон Шпелинг замер на ходовом мостике. Как обычно перед походом, он молился, испрашивая у Господа удачи и спасения. Но на душе на этот раз было отвратительно, как после тяжелого перепоя. Фон Шпелинг перекрестился, глубоко вздохнул, приказал:
— Отдать швартовы!
Услыхал в ответ:
— Швартовы на борту!
— Оба мотора — малый вперед, руль вправо!
Лодка медленно, разворачиваясь носом, потянулась от причала.
Миновали боновое заграждение. Включили дизеля. «Стальная акула» завибрировала, приятно задрожала. Дизеля в машинном отсеке все больше набирали обороты.
Георг объяснил Соколову:
— Теперь пойдем на дизелях. Люк открыт — свежий воздух веселит сердце, перед едой — красное вино, наверху можно покурить — чем не Баден-Баден. Только девочек нету! И будем идти в надводном положении, пока нет риска с вражескими эсминцами столкнуться. Тогда нас примут морские глубины, и тут сладко не покажется. В отсеках сделается как в консервной банке: воздух станет тяжелым, постели пропитаются конденсационной влагой, простыни хоть выжимай, курить — ни-ни. — Сочувственно положил руку на плечо Соколова. — И не сердитесь на командира, у него погибла вся семья. Русские пустили пассажирский пароход ко дну. Вот он озлобился, слегка головой и помутился… Но зато как он знает свое дело — ас! Не зря император назвал его «лучшим моряком Германии».
— Герой нации. Симпатичный человек! — слукавил Соколов.
Георг согласно кивнул:
— Чем воин более жесток с врагами, тем громче слава его. Команда боготворит командира.
* * *
Про фон Шпелинга рассказывали страшные вещи. Он внушал команде:
— Мои небритые друзья! Пустим ко дну все, что движется на поверхности и что не под флагом Германии — боевые корабли, рыболовные, санитарные, пассажирские и торговые суда. Нейтральная посудина? Это не причина, чтобы увильнуть от наших хрюшек. Прав только победитель!