А слезы все текли и текли по моему лицу.
Я вернулась домой совершенно разбитая, бросила сумку на пороге и вдруг, очнувшись, метнулась к компьютеру. Наконец-то я могу проверить этот злосчастный «мемори стик»!
Я пошарила по карманам, ничего там не обнаружила и вдруг вспомнила — да я же забыла его в библиотеке!
Я даже застонала от злости и возмущения. Ох уж эта мне любовь, никогда нет от нее никакой пользы, одни неприятности! Ну что мне теперь прикажите делать? Я себя давно знаю, так сразу любовная лихорадка у меня не проходит.
В тщетной надежде расслабиться я зажгла ароматические свечки, вбухнула в ванну полфлакона лаванды, погрузилась в горячую воду и принялась старательно дышать, пытаясь ни о чем не думать. И тут я вспомнила, как на прошлогоднем «Гасшуку» сенсей Цацуи пытался втолковать нам, что входит в понятие воина.
«Вы уже не новички! — гневно восклицал он, потрясая кулаками. — Вы прошли по дороге Буси-до уже достаточно, чтобы начать думать и вести себя согласно кодексу воина. Быть воином — это не бездумно размахивать руками и ногами, это прежде всего следовать этикету. Сюда входит знание ритуала чайной церемонии, искусство каллиграфии, наконец, сочинение стихов о состоянии души…»
«А почему бы и нет, — подумала я, — вдруг поможет». В сенсея Цацуи я верила.
Я вылезла из ванны, завернулась в махровый халат и отправилась на кухню. Японского чая у меня не нашлось, так что я заварила самый к нему приближенный — жасминовый китайский, разыскала в недрах письменного стола подаренную мне кем-то китайскую же ручку с золотым пером и, заправив ее неизвестно откуда оказавшимися в ящике чернилами (может быть, их подарили вместе с ручкой? Хоть убей, не помню), принялась излагать в стихах свое душевное состояние.
Нельзя сказать, чтобы у меня имелся большой опыт в написании японских трехстиший. Я могу припомнить единственный раз, когда я принимала участие в коллективном творчестве на эту тему, стихийно возникшем как-то раз первого мая далеко за полночь в физтеховской общаге, где мы пытались отметить открытие купального сезона на Долгих прудах, по причине ледяной воды перенесенное с берегов прудов в помещение. Мы съели всю еду и выпили все, что нашлось, а когда даже заварка кончилась и было уже слишком поздно идти попрошайничать по соседним комнатам, мы от нечего делать взялись сочинять стихи. Из всех сочиненных в ту ночь шедевров в моей памяти удержались только два: очаровательное трехстишие, принадлежащее, если память мне не изменяет, Андрюхе:
На телеге провезли собаку
С радостной улыбкой на лице