С тех пор немало воды утекло, а вышивка по кровной линии золотошвейки переходила из рук в руки, вместе с трогательной историей любви: истинные подробности терялись, новые прирастали. Вероятно, суть дела исказилась до неузнаваемости, даже ткань и нитки истлели, — пришлось Лукерье сделать точную копию вышивки, а картина, несущая тот самый недостающий штрих, осталась. Где он, этот штрих? Как узнать его, выделить среди других мелких деталей пейзажа, отображающего обрывистый волжский берег, дерево на круче, заходящее солнце? Может, это вензель поляка?
Ева достала из выдвижного ящичка лупу, внимательно изучила каждый покрытый стежками сантиметр, вышитые шелком буковки с завитками, — двойное В, окруженное цветущей веточкой.
— Как фамилия человека, который приходил к автору книги? — прошептала она. — Войтовский…
Не исключено, что он говорил правду, называя себя родственником человека, погибшего во время польско-литовского нашествия. Уж если неграмотные русские крестьяне сохранили сведения о той давней истории, то польский род тем более! Войтовский не сказал о главном — его привели к Бальзаминову поиски реликвий Ордена Розы и Креста, а вовсе не судьба умершего в русских снегах шляхтича. Значит…
Ева никак не могла сделать правильный вывод из полученной информации.
«Любому, кто пожелал бы отыскать «склеп», не будет хватать вышивки, сделанной руками влюбленной золотошвейки, — предположила она. — Это промежуточное звено, которое выпадает из всех остальных источников. Интимная семейная драма, о которой не распространяются и которую всерьез не воспринимают. Кстати… раненый поляк просил отвезти его к дереву, где якобы хранится ключ от смерти. И народное поверье гласит, будто полоз, обвивающий Кудеяров ясень, охраняет ключи от смерти».
— Тутмос, отворяющий врата Дуата… — произнесла Ева, прислушиваясь к звучанию слов. — Египетский анкх тоже называли ключом, которым можно открыть ворота смерти. Ясно, что речь идет о печати фараона! Тогда игра стоит свеч. Тот, кто обнаружил «склеп», просит за реликвию миллион долларов… и это ничтожно мало. Поскольку письмо директорше книжного магазина оставила Яна Хромова… которая провела детские годы в Рыбном, слушала рассказы бабушки Лукерьи, неоднократно видела вышивку и даже сама пробовала отобразить нечто подобное…
Ева взяла со стола неумело выполненную работу Яны, поднесла к глазам — ее охватило лихорадочное возбуждение близости развязки. Вот за что поплатилась жизнью жена Валерия Хромова! За тайну печати Тутмоса! Она потребовала у братства денег, и… нет, не вяжется. Ведь за письмом пришли уже после ее смерти.