— Еще раз, Юра, повторю, этим кораблем и его грузом интересуются в Питере, в Особом Отделе. Лично товарищ Мейер интересуется. Поэтому ты лучше все хорошенько вспомни и мне расскажи. Тебе-то уж что? Ничего! И защищать вроде некого…
— Я уже все рассказывал, — то ли сказал, то ли простонал Бирюков. — Я когда приехал в Питер — рассказывал. И здесь рассказывал… Что вам еще от меня нужно?
Из угла его глаза выкатилась огромная слеза и покатилась вниз по щеке, к оборванному воротнику.
— Когда затонула «Нота»? — спросил Анатолий Иванович, не утруждая себя объяснениями.
— В ночь с 18-го на 19 июня 1918 года.
— Где?
— Миль сорок от мыса Дооб, рядом с мысом Чуговпас — точнее сказать трудно. Недалеко от берега.
— Недалеко — это сколько?
— До полумили.
— Что случилось?
— Думаю, что мина. Не снаряд — это точно. Мы шли без огней, и попасть в нас было невозможно и с кабельтова. Да и взрыв был глухой… Определенно мина!
— Зачем шли так близко?
— Для безопасности и шли — по-над скалами.
— Странно, — произнес Анатолий Иванович саркастично. — Откуда там мина? Ветром ее надуло, что ли?
Несмотря на связанные за спиной руки, Юрий Петрович попытался пожать плечами, и у него получилось.
— Капитан говорил, что там сильное течение вдоль берега. Вход в Цемесскую бухту минировали, могло сорвать и отнести. Впрочем, я не знаю, я не минер и, по большому счету, не моряк.
— Течение, говоришь? Что ж… Может быть, может быть… Пусть так. Рассказывай дальше.
— Около двух часов ночи я вышел на палубу перекурить. Мы вообще все не спали этой ночью, спорили о том, что видели в Новороссийском порту. Штормило, но не сильно. Было ветрено и дождь… Даже не дождь, а такая противная морось, заползающая под дождевик и бушлат. Я зашел с подветренного борта — со стороны моря и спичку зажечь не получилось бы, не то, что закурить!
— Кто еще был на палубе, кроме тебя?
— Я никого не видел. Вахтенный, наверное, был. Викентий Павлович прошел в рубку. А потом — громыхнуло.
— Слева? Справа?
— Скорее уж — под днищем. Я упал. Тряхнуло здорово, затылком о переборку приложился, встал — вижу, что кормы нет, она нас обгоняет и уходит к берегу под прямым углом, словно ее на буксир взяли. А нос и меня вместе с ним кружит, как в водовороте речном, и под воду затягивает.
— Ты кого-нибудь видел на палубе?
Бирюков покачал головой.
— А Чердынцев твой?
— Тела лично я не видел, но не думаю, чтобы Викентий Павлович остался жив.
— А как ты остался жив?
— Повезло, наверное. Я когда за борт прыгнул, чтобы не затянуло, попал в то же течение, что и корма «Ноты». Меня, правда, о скалу приложило волной, но на берег я выбрался, хоть и вода была холодная для лета, но все-таки не ледяная.