— Как вам сказать… Родственник ведь. А тетка ее воспитала… Ирина — сирота.
— Юрганов бывает у вас?
— Бывает.
— А у ваших родителей?
— Нет, конечно. Что у них общего?
— А к вам часто приезжает?
— Когда как. Он неудачливый. Пьет… Когда-то учился в художественном училище, выгнали.
— В художественном училище? — переспросила Кузьмичева. — Он знал о том, какие иконы у ваших родителей?
— Понятия не имею… Напиться, подраться — это он может. А воровать… Нет!
— Он работает?
— Да. Истопником в котельной.
— Не женат?
— Разведен.
— У вас, Антон Витальевич, так же, как у вашей сестры, есть ключ от квартиры родителей. Так?
— Так, — помедлив ответил Рогожин.
— Вы никому не давали его?
— Нет.
Позвонил телефон. Ефросинья Викентьевна сняла трубку.
— Капитан Кузьмичева, — сказала она.
— Еще раз здравствуйте, капитан Кузьмичева, — услышала она голос тети Томы. — Я сегодня освободилась рано и уже забрала из сада Викентия. Ребенку, я считаю, дома лучше. А Вика хочет поговорить с тобой.
— Мама! — закричал Вика. — Мы гуся жарим. С яблоками.
— Я позвоню позже, — сухо оборвала Ефросинья Викентьевна сына. — Сейчас я занята.
Положила трубку и обратила лицо к Рогожину.
— Скажите, — спросил он, — как вы думаете, вам удастся найти вора? Мама очень переживает. Отец так хотел иметь дачу. Сейчас копаться в земле — всеобщее помешательство. Все хотят что-нибудь выращивать.
— Разве это плохо? — спросила Ефросинья Викентьевна.
— Не знаю. Я, наверное, еще не созрел для этого. Меня пока вполне устраивает город.
— Каждому свое, — слегка улыбнулась Ефросинья Викентьевна. — У меня пока все. Можете ехать встречать своего друга.
Она подождала, пока в коридоре стихли шаги Рогожина, подбежала к двери, заперла ее на ключ, с отвращением сбросила с ног мокрые туфли и поставила их поближе к камину. Потом налила из Графина в стакан воду, сунула в него кипятильник, включила штепсель в розетку. Наблюдая, как запузырилась вода, сняла телефонную трубку и набрала номер отделения, где после операции лежал ее муж Аркадий.
— Здравствуйте. Это кто? Медведенко? Володя, это Кузьмичева. Как Аркадий? Нормально? А что значит нормально? Ага! Позовешь сейчас? А ему можно ходить? Можно? Тогда я жду.
Вода закипела, Ефросинья Викентьевна выключила кипятильник. Держа одной рукой трубку, другой она достала из ящика стола банку растворимого кофе, ложку. Открыла банку, насыпала порошок в стакан, стала медленно размешивать.
— Салют, Ефросинья, супруга моя горемычная, — услышала она веселый голос мужа. — Живой я и, видишь, уже бегаю.
— Ничего я не вижу. Тебя там не надует? Не простудишься?