— Тут вот какое дело, — сказал старик, расправляя свои снежно-белые усы. — Может, и пустое. А может, и нет. Вы уж сами разберетесь. Но я все-таки решил кое-чем с вами поделиться. Слыхал я, кража квартирная тут произошла. Так? Или болтают?
— Действительно, как говорят, это печальное событие имело место, — улыбнулась Ефросинья Викентьевна.
— Не нашли еще разбойников-то?
— Ищем.
— Ага. — Старик уселся поудобнее, поставил палку меж ног, оперся о нее обеими ладонями. — Я, как уж изволил вам сообщить, вообще-то сторожем работаю. А тут у меня давление подскочило. Ничего не поделаешь: годы и война за спиной. Врач на больничный посадил и велел побольше дышать свежим воздухом. Я хоть и в центре живу, но местечко у нас тихое, зелени много, так что воздух неплохой: сиди в скверике и дыши в две дырочки. А тут, как назло, дождь зарядил такой, что и носа на улицу не высунешь. Беда. Но я старый солдат: есть приказ — надо выполнять. И придумал: окно раскрою, сижу у окна и дышу воздухом. Ну и радио включаю, чтоб не скучно было. Потому что улица у нас, как я уже сказал, тихая, ничего интересного на ней не происходит. А окно мое на третьем этаже, аккурат напротив подъезда, где квартиру обокрали. Когда я здоровый, я в окно никогда не гляжу, это старухи глядеть любят, чтоб было потом о чем язык почесать.
Ефросинья Викентьевна не перебивая, внимательно слушала все эти малоинтересные подробности. Старик ей определенно нравился своим чувством достоинства, нравились его белые усы и веселые глаза.
— А тут болею. Делать нечего, в окно гляжу. Ну утром народ на работу расходится, детишки в школу бегут. Все обыкновенно. И тут я одну барышню приглядел.
Ефросинья Викентьевна чуть улыбнулась, но Гнедков заметил это.
— Да вы не смейтесь, не думайте чего дурного. Сначала я на зонтик внимание обратил. Зонтик у нее приметный, формой словно будочка круглая, по самый пояс закрывает. Сам прозрачный, зонтик-то, а по нему дивные какие-то рыбы нарисованы. Сверху очень хорошо видно. Утром она на работу убегает, вечером прибегает. Иногда ее мужчина провожает, иногда в гости к ней заходит.
— Как одет мужчина?
— Обыкновенно, в плаще. Дождь ведь. Он тоже под зонтиком. А тут как-то раз смотрю: он, этот мужчина, из подъезда выходит, а в руках у него портфель большой-пребольшой. Сейчас такие не носят. Сейчас ходят с плоскими чемоданчиками, «кейся», что ли, они называются. А раньше все с такими большими портфелями ходили. И у меня был. Сейчас в нем дочка овощи носит. Вместительный он — страсть! Я тогда-то ничего такого не подумал… Мало ли кто с чем ходит. А когда о краже разговоры пошли, думаю, стой. А не он ли?