– В смысле?
– Вы с Артуром могли бы доехать из синагоги в гостиницу на лимузине.
– Что? Ни в коем случае.
– Я думала, это было бы приятно.
– А я думала, у нас нет денег на рис.
– Хочу сделать вам такой подарок на свадьбу. Лимузин!
– Не надо.
– Да почему же?!
– Если бы ты хоть чуть-чуть меня знала, то давно бы заметила, что я не люблю быть в центре внимания. Лимузин – это не про меня. Совсем.
– Хорошо, – прошипела миссис Кляйн. – Будь по-твоему! И удачи завтра.
С этими словами она оставила Франсин одну – в комнате ее детства.
Несколько минут спустя в дверь постучалась Бекс:
– Все нормально?
Франсин высморкалась:
– Успокой меня, скажи, что я поступаю правильно.
– Правильно?
– Я выбрала правильного мужа?
Бекс скрестила руки на груди и, поджав губы, кивнула. Ее недавно эффектно бросил знаменитый и очень богатый галерист (и по совместительству – эротоман), в которого она до сих пор была влюблена.
– По-моему, «правильных» людей не бывает.
Франсин всхлипнула.
– Ну ладно, ладно! Да. Ты все делаешь правильно. Артур – умный, так ведь? Ему должно хватить ума, чтобы хорошо с тобой обращаться.
Они поженились воскресным мартовским утром. После подписания ктубы все собрались в святилище. Ровно в 10:31, когда минутная стрелка часов начала оптимистичный подъем, мама Артура проковыляла по центральному проходу и заняла свое место. За ней последовал Артур. Он взошел на виму, нервно вонзая ноготь в бедро. Миссис Кляйн с гордо поднятым подбородком прошествовала мимо многочисленных гостей, собравшихся здесь лишь благодаря знакомству с нею. Бекс и Рик Питш, бывший сосед Артура по общежитию, замыкали процессию.
Наконец пришел черед Франсин. На ней было жемчужное колье и жемчужные серьги с крошечными бриллиантами. Ее вел под руку дядя Рон, мамин брат, вот только его присутствия она почти не заметила и потом, спустя годы, рассказывала, что шла под венец одна.
Рядом с Артуром ее ждал рабби Каплан, битва за которого состоялась за несколько месяцев до церемонии. Вообще-то, Каплан не вел церемоний и не читал проповедей, он был религиозным директором синагоги «Бет-Авраам». Много лет назад именно он помогал ей выучить отрывок из Торы на бат-мицву. Дома у него всегда пахло теплым хлебом, а жена Каплана после каждого занятия угощала ее чаем и мандельбротом. Рабби беседовал с ней исключительно добрым и чистым голосом, как будто не знал ни единого слова порицания – и даже не догадывался, что голос можно использовать для дурных целей. При этом он не был наивен, нет. Каплан знал и глубоко понимал жизнь. Его сын Лен страдал церебральным параличом и большую часть времени проводил на больничной койке, стоявшей в небольшой комнате рядом с кухней. Умственно и психически Лен был совершенно здоров, но его тело напоминало тонкую и кривую ветвь засохшего дерева. В конце урока Каплан всегда говорил: «Ты сегодня прекрасно поработала! Хочешь заглянуть к Лену? Он тебя очень ждал!» И так с первого дня: «Лену не терпится с тобой познакомиться». Франсин чувствовала свою значимость: все-таки она помогала больному ребенку, хоть немного скрашивала его дни. А лицо у Каплана было сама искренность. Франсин проходила через кухню в комнату Лена, где он лежал на белой койке с коричневым изголовьем и изножьем. При виде Франсин он улыбался во весь рот и мотал головой вверх-вниз, раскинув руки и выгнув шею. «Он очень рад тебя видеть», – переводил рабби Каплан. В его доме Франсин была не пустым местом.