– Например?..
Франсин забарабанила пальцами по странице учебника:
– Например, когда люди говорят о том, что в браке необходимо быть гибким, уметь идти на компромиссы и приспосабливаться, то обычно они имеют в виду, что все это должна делать только одна сторона.
– То есть женщина.
– Безусловно, это почти всегда так.
– А папа что думает по этому поводу?
– По какому?
– Насчет переезда. Ты принесла в жертву карьеру. Его мучает совесть?
Франсин поправила волосы.
– Совесть мучает твоего папу по многим поводам, но переезд к ним не относится. Думаю, за это он себя не корит.
– А за что корит?
– Ну… Непросто быть амбициозным человеком. Когда ты амбициозен, а жизнь сложилась не так, как тебе грезилось… с этим трудно смириться.
– А что у него не сложилось? – Мэгги закрыла книгу. Психопатологии родного отца интересовали ее куда больше.
– Он горел одной идеей… Она стала смыслом его жизни. И отчасти – моей тоже. – Франсин вздохнула и покачала головой. – В юности меня больше всего тянуло к таким мужчинам. Которые чем-то горели.
– И чем он горел?
За окном спальни чистил перышки присевший на ветку кардинал. Закончив, он вспорхнул и улетел. Франсин проводила его взглядом.
– Ну… – Она откашлялась. – Что тебе известно о системе обработки отходов в странах Африки?
До того как Артур загорелся этой идеей, у него были только амбиции – и именно тогда он познакомился с Франсин Кляйн. Он нравился ей своей решительностью и напористостью (особенно когда он был решительным и напористым по отношению к ней). В Артуре она увидела живой и деятельный ум – такой, каким мечтала обладать сама. Суровый. Бескомпромиссный. Их отношения вышли на новый уровень после нескольких случаев с порвавшимся презервативом и пропущенной таблеткой; Судьба, эта еврейская бабушка, постоянно подталкивала их к рождению ребенка. К лету 1977-го они поселились в тесной двухкомнатной квартире на Кенмор-Сквер. До того как благодаря многомиллионному проекту по реновации города закрыли «Ратскеллер» и открыли «Барнс энд Ноубл», Кенмор-Сквер представлял из себя трущобы, по которым никто не стал бы скучать – дрянной квартал с закопченными ложками, грязными шприцами и метадоновыми клиниками на каждом шагу. Словом, прекрасное место для молодых и влюбленных.
Франсин училась в университете и пополняла запас психиатрических терминов, которые с завидным энтузиазмом применяла к своим родителям. Все детство она мечтала о бегстве из Дейтона и о любой другой семье, кроме собственной. Однако теперь, на четвертом курсе, Франсин принялась лелеять крошечное зернышко сочувствия, которое еще испытывала к родной матери – обыкновенной дезадаптированной личности с истероидным расстройством и умеренной дерматилломанией, которая лучшие годы своей жизни потратила на попытки образумить мужа с монополярной депрессией и целым ворохом околоэдиповых проблем. Как ни странно, эти знания очень помогли Франсин. Ей стало намного легче, когда она поняла, что ее мать, хоть и не заслуживала прощения, была всего-навсего жертвой собственного разума и того времени, в котором жила.