Сосед ничего не сказал, только скорчил гримасу, потом, наверно, рассказал другим, а может, и самому Хомоле. Потому что после ужина парень с головой как топор вдруг появился у кровати М.
— Кого это ты собрался проучить? — спросил он со зловещей усмешкой. — А?
— Никого. А что? Никого, — запинаясь от страха, отвечал М.
С застывшей ухмылкой Хомола продолжал исподлобья буравить его взглядом.
— А что? Я ничего не говорил! — заикаясь, солгал М. И тут же получил пощечину. — Не бей! Не бей! — закричал М. и получил еще одну пощечину.
— Ну как, проучил? — спросил Хомола.
М. попятился, но уперся спиной в шкаф. Вокруг них уже собралась толпа. Звенели пощечины, и М., вскрикивая, пытался прикрыть лицо руками, но не успевал. Едва он закрывал правую щеку, удар настигал его слева, и наоборот. Он жалким образом пытался защищаться — плевался, но поскольку не умел этого, слюна лишь стекала вниз по подбородку. Только самого себя оплевал».
Левая рука Медве лежала на перевязи, и уже поэтому он никак не мог защитить себя, к тому же по лицу его вовсе не били. Так что, хотя в целом этот эпизод скомпонован из множества имевших место случаев, он абсолютно не соответствовал действительности.
Я не намерен спорить с Медве, кто из нас был трусливее — хотя со спокойной совестью назвал бы его сорвиголовой, а по сравнению со мной и прочими, просто безумно смелым парнем, — но, так или иначе, поначалу он производил весьма странное, непонятное и даже неприятное впечатление, очень непохожее на описание М.
Несомненно, он был и высокомерен и строптив, но неприятное впечатление производило не это, а его нелепая, сумасшедшая нервозность. Когда на дежурство заступил Шульце, вместе с медлительным Элемером Орбаном своей нерасторопностью начал выделяться и Медве. Случалось так, что он один одевался или застилал постель, в то время как вся рота уже давно стояла по стойке смирно и Шульце, заложив руки за спину, иронически созерцал его суетливое копошенье.
— О да! — кивал он. — Мы вас ждем, милостивый государь. Не спешите. Мы успеем.
Потом, когда Медве, наконец-то, вставал в строй, Шульце, разумеется, криком гнал нас обратно и заставлял вновь раздеваться и одеваться всю роту. Медве как будто бы и старался, но очень нервничал, был смущен и непонятлив. Тут явно было что-то не так. А левое запястье он повредил еще до обеда и левой рукой свободно двигать не мог. Последним уроком у нас шла физкультура. Нас повели на так называемую старую спортплощадку в юго-западной части парка. На площадке торчали изрядно прогнившие шесты, перекладины и брусья, вбитые в землю, а рядом шла полоса препятствий. Сначала высокий трехметровый деревянный забор, потом свободно подвешенные бревна, далее узкие деревянные лесенки и яма с песком. Эту полосу мы преодолевали по трое за раз, больше не позволяла ее ширина. Маленький молодцеватый фехтмейстер напоследок оставил нас, новичков.