Старинная церковь, с кое-как отремонтированной кровлей из соломы, была набита деревянными ящичками, в каждом из которых хранилось какое-нибудь из сокровищ Иеремии. К этому времени я успел сжечь ложку Иакова, прядь волос из бороды Елисея, соломинку из яслей младенца Иисуса, фиговый листок, которым Ева прикрывала левую сиську, и раздвоенную палку – при помощи нее святой Патрик изловил последнюю в Ирландии змею.
– А это что? – осведомился я, вскрывая очередной ящик.
– Нет, господин, только не это! Все что угодно, только не его!
Я заглянул внутрь и увидел сморщенное свиное ухо.
– Что это? – повторил я вопрос.
– Ухо слуги первосвященника, – пробормотал Иеремия сквозь рыдания. – Святой Петр отсек его в Гефсиманском саду.
– Да это свиное ухо, болван!
– Нет! Это ухо, исцеленное Господом нашим! Христос касался его! Он приставил его назад к голове слуги!
– И как тогда оно оказалось здесь, в этом ящике?
– Да снова отвалилось, господин.
Я поднес высушенное ухо к пылающей жаровне:
– Иеремия, ты соврал мне.
– Нет! – взвыл он.
– Ты лгал мне, – продолжил я. – Лгал раз за разом. Я видел тебя в Дамноке.
Рыдания прервались, по лицу Иеремии пробежала лукавая усмешка. Имелась у него способность к мгновенным перепадам настроения, – возможно, то было следствие его безумия?
– Господин, я так и знал, что это ты, – сказал он тоном хитреца.
– Но ничем этого не выдал.
– Я увидел твое лицо и в первый момент не был уверен. Поэтому я помолился, а Богу потребовалось время на ответ, и немного погодя он дал мне его. А когда я передал слова Бога лорду Этельхельму, тот счел меня чокнутым.
– И все-таки послал людей искать меня, – напомнил я.
– Вот как? – изображая удивление, воскликнул Иеремия.
– Это ты убедил его, что я был там! – Я разозлился. – Ты предал меня – своего господина!
– Я молился, чтобы Господь защитил тебя.
– Лживый ты опарыш!
– Господь – Отец мой. Он внемлет мне. Я молился!
– Мне следовало бы перерезать тебе глотку, – заявил я, и он заскулил. – Ты сообщил Этельхельму о своих подозрениях, чтобы услужить ему, так?
– Господин, ты ведь язычник! Я полагал, что исполняю волю Отца своего.
– Предавая меня.
– Да, – прошептал Иеремия. Потом нахмурился. – Ты язычник, господин. Я просто исполнял волю моего Отца.
– А на следующий день я видел «Гудс Модер» вместе с кораблями Эйнара. Так на чьей же ты стороне?
– Повторяю, я делаю работу, угодную Богу, – творю мир! Блаженны миротворцы, ибо их назовут детьми Божьими! Это мне архиепископ сказал. Сам архиепископ! Это слова Хротверда! Нет!
Последнее слово вырвалось отчаянным криком, когда я уронил высушенное ухо в пламя жаровни. Огонь вспыхнул, запахло паленым, и Иеремия снова всхлипнул: