– Архиепископ сказал, что я должен творить мир!
– Просто убей этого ублюдка, – прорычал из тени Финан.
– Нет! – Иеремия отполз к алтарю. – Нет! Нет! Нет!
– Лорд Этельхельм, привечавший тебя в Дамноке, в союзе с моим двоюродным братом, – напомнил я. – А ярл Эйнар, встретивший тебя и твой корабль по пути на север из Дамнока, служит в данный момент Константину. Оба считают, что ты на их стороне.
– Блаженны миротворцы, – пробормотал Иеремия.
– У меня мало времени, – продолжил я. – Всего лишь одна эта ночь. Но ее вполне достаточно, чтобы спалить все, что тут есть.
– Нет, господин!
– Позволь мне потолковать с ним, – попросил Финан.
Иеремия покосился на Финана и вздрогнул:
– Господин, мне этот человек не нравится.
– Он христианин, – возразил я. – Ты обязан его любить.
– Благослови тебя Бог, сын мой. – Иеремия осенил Финана крестом. – Но он все равно мне не нравится. Жуткий человек.
– Жуткий, – согласился я. – Но, быть может, ему удастся добиться от тебя правды?
– Я же сказал! Блаженны миротворцы!
Я помедлил, глядя на него. Вдруг он и в самом деле чокнутый? Часть времени он пребывает в совершенно здравом рассудке, а потом внезапно его разум переносится в некий отдаленный чертог, где существуют только он сам и его Бог. Расстройство, выказанное им, когда я сжигал его игрушки, было вполне искренним, как и страх, и все-таки он продолжал упорно врать. Финану не терпелось выбить из него правду, но я подозревал, что Иеремия даже обрадуется этому своего рода мученичеству. Да и выбивая из человека правду, ты никогда не можешь быть уверен в ней, потому как перепуганная жертва говорит то, что желает ее мучитель. Мне хотелось узнать правду, но чего, внезапно пришла мысль, хочет Иеремия? И почему он упомянул про архиепископа? Вспомнилось, что он ездил в Эофервик и разговаривал с Хротвердом, новым владыкой. Не может ли быть зерна истины в этих диких воплях о мире?
Я подошел к безумцу, тот инстинктивно отпрянул и стал хватать ртом воздух.
– Я не хочу… – начал он, но не смог договорить, разрыдавшись.
– Не хочешь чего? – спросил я.
– Говорить тебе! – яростно заявил Иеремия. – Ты не миротворец! Ты язычник! Ты Утредэрв! – Это означало Утред Проклятый, прозвище, данное мне христианами. – Ты поклоняешься идолам и изображениям медным! Ты оскорбляешь отца моего небесного! Я скорее умру, чем расскажу тебе! – Он зажмурил глаза и обратил лицо к кровле, где курился среди стропил дым жаровни. – Прими меня, о Господи! – возопил Иеремия. – Прими страждущего раба твоего в свои любящие руки. Прими! Прими! Прими!
Я присел на корточки рядом, наклонился и прошептал ему на ухо: