– Лорд, у святой Аполлонии был зашит рот, – заявил он.
– Хочешь сказать, я хотел сделать из ублюдка святого?
– Не знаю, истинна ли та история, – продолжил Степан. – Есть мнение, что Аполлония потеряла все зубы. Но если они у тебя заболят, господин, следует помолиться ей.
– Учту.
– Но она не проповедовала подобно отцу Херефриту. И еще я не думаю, что он святой. – Степан перекрестился. – Наш Бог не жесток.
– А вот мне кажется иначе, – проворчал я.
– Жестоки иные из его проповедников. А это не то же самое.
У меня не было настроения вести теологический диспут.
– Скажи-ка, отец, – обратился я к нему. – Херефрит и в самом деле капеллан короля Эдуарда?
– Нет, господин. Он капеллан королевы Эльфлэд. Однако, – тут молодой священник пожал плечами, – разве это не одно и то же?
Я фыркнул. Западные саксы никогда не возвеличивали супругу короля, называя ее королевой. Не знаю как, но дочь Этельхельма удостоилась этого титула, наверняка по настоянию ее папочки.
– Не одно, – возразил я. – Если слухи насчет Эдуарда и Эльфлэд правдивы.
– Слухи, господин?
– Что супруги плохо ладят между собой. Даже не разговаривают друг с другом.
– Не знаю, – промямлил Степан, краснея. Он хотел дать понять, что не придает значения молве. – Во всяком браке бывают свои горести, разве не так?
– Но и удовольствия тоже, – поддразнил я.
– Хвала Господу!
Теплота в его голосе заставила меня улыбнуться.
– Так ты женат?
– Был. Всего несколько недель. Она умерла от горячки, но славная была женщина.
Мы остановились в дневном переходе к северу от Хунтандона. Я вызвал двух моих саксонских дружинников, Эдрика и Кенвульфа, и выслал вперед, снабдив щитами, взятыми у людей Брайса. Не теми щитами, какими они пользовались при засаде на Брунульфа, но оставленными ими в форте, с прыгающим оленем. На штандарте, убранном со стены в тот первый мой день под Хорнкастром, была изображена та же эмблема – герб Этельхельма. Брайс узнал меня и посоветовал снять флаг. Пусть умом Брайс не блистал, ему хватило мозгов сообразить: увидев знак Этельхельма, я сразу почую подвох.
– Разыщите самую большую в Хунтандоне таверну и выпейте там, – наставлял я Эдрика, вручая ему монеты.
Воин ухмыльнулся:
– Просто выпить, господин?
– Если откажутся впускать вас в город, представьтесь людьми Этельхельма.
– А вдруг нас начнут расспрашивать?
Я отдал ему собственную золотую цепь, хотя сначала снял с нее молот.
– Скажете, чтобы не совали нос не в свое дело.
Цепь должна придать Эдрику значительности: якобы он куда выше по статусу, чем какие-нибудь стражи ворот Хунтандона.
– Господин, после того как нас пустят, мы должны просто выпить? – снова уточнил Эдрик.