– Ты… – затянул Эльфверд визгливым голосом, но умолк, когда Финан прочертил окровавленным лезвием сакса в воздухе серию рубящих ударов, слишком быстрых, чтобы глаз уследил за ними.
Вот так умер Брайс, и при всей его глупости он займет место на скамье в зале Валгаллы. Мы еще встретимся.
Я повернулся, чтобы уйти, но прикосновение к локтю заставило живо обернуться. На удар сердца показалось, что это Ваормунд или Эльфверд напали на меня, но то был слуга. Он низко поклонился и сообщил, что меня призывают в королевский шатер.
– Господин, прямо сейчас, если ты не возражаешь.
Удобно мне или не удобно, приглашением короля пренебрегать не стоит, поэтому я последовал за слугой мимо стражи под алый полог шатра. Внутри было прохладно, пахло скошенной травой. Там стояли столы, кресла, сундуки, широкая кровать, а на ней сидела темноволосая девушка с огромными глазами и смотрела на нас. Король отпустил слугу, но девушку оставил. Подошел к столу, на котором валялись куски каравая, ломоть сыра, документы, книги, перья, рога для эля и стояла пара серебряных кувшинов. Посреди всего этого была небрежно оставлена изумрудная корона Уэссекса.
Эдуард налил себе вина в кубок, вопросительно посмотрел на меня.
– Изволь, государь, – сказал я.
Король наполнил еще кубок и протянул мне. Потом сел, кивнув в сторону другого кресла, поменьше.
– Так значит, Брайс был язычником?
– И язычником, и христианином, надо полагать.
– И не заслуживал смерти. – Это был не вопрос, а утверждение.
– Да, господин.
– Но эта казнь была необходима, – проворчал король.
Я не ответил. Эдуард отпил глоток вина и соскреб засохшую грязь с синей мантии.
– Не знал, что убивать его поручат моему сыну. Рад, что ты вмешался.
– Брайс заслужил быстрой кончины.
– Верно, – согласился король. – Заслужил.
Я несколько лет не видел Эдуарда и подумал, что он теперь выглядит стариком, будучи притом гораздо моложе меня. Ему, по моим прикидкам, было немного за сорок, но волосы на висках поседели, короткая борода стала серой, а лицо изрезали морщины. В его лице я узнавал короля Альфреда. Я помнил Эдуарда юным и робким принцем. С тех пор слышал, что он злоупотребляет вином и женщинами, хотя, боги свидетели, эти слухи гуляют про всех лордов. Молва утверждала, что король болеет за свою страну, благочестив и – я это сам знал – выказал себя при завоевании Восточной Англии достойным воителем. Ему было трудно, почти невозможно жить в тени отцовского величия, но по мере того, как кончина Альфреда таяла в толще времен, деяния и могущество Эдуарда росли.
– Тебе ведь ясно, что мы нападем на Нортумбрию? – поинтересовался он вдруг.