— Нет, — ответил Джонсон. — Пусть священник идет к заключенному Уильямсу. Другого проводите к месту экзекуции. Я не хочу видеть их.
— А как же наш священник? Разве это не странно?..
Джонсон перебил ее:
— Мисс Сканлон, делайте, что я сказал.
Он повернул кресло к кондиционеру, нагнетающему прохладный, свежий и чистый воздух в его кабинет.
Ремо лежал на спине, закрыв глаза и барабанил пальцами по животу. На что похожа смерть? На сон? Он любил поспать. Многие люди любили поспать. Тогда почему все боятся смерти?
Если он откроет глаза, то увидит потолок. Но в своем персональном мраке он был свободен на какое-то время, от тюрьмы и людей, которые убьют его, свободен от серых решеток и тусклого света лампочки. Темнота была миролюбивой.
Он услышал негромкий шум приближающихся по коридору шагов, которые становились все громче и громче. Потом они замерли. Раздались голоса, шорох одежды, звон ключей и дверь со скрипом открылась. Ремо заморгал от яркого света. Священник в коричневой рясе, с серебряным распятием в руке, стоял в камере. Темный капюшон закрывал его глаза. В правой руке он держал распятие, левая была спрятана в полах рясы.
Ремо сел на койке, прислонившись к стене и вытянув вперед ноги. Монах стоял неподвижно.
— У вас только пять минут, отец, — сказал охранник. Ключ снова клацнул в замке.
Священник кивнул. Ремо показал на свободное место на своей койке.
— Спасибо, — сказал святой отец. Держа распятие, как лабораторную колбу, которую боялся разбить, он сел. Выражение его лица было твердым и волевым. Голубые глаза смотрели на Ремо скорее осуждающе, чем благостно.
— Ты хочешь быть спасен, сын мой? — спросил он.
— Конечно, — сказал Ремо. — Кто же не хочет?
— Хорошо. Ты знаешь, как просветить свое сознание и покаяться?
— Смутно, отец. Я…
— Я знаю, сын мой. Бог поможет тебе.
— Да, — сказал Ремо без энтузиазма. Если быстро покончить с этим, может быть, он успеет выкурить еще одну сигарету.
— В чем твой грех?
— Я не знаю.
— Мы можем начать с нарушения Божьей заповеди «не убий».
— Я не мог не убивать.
— Скольких ты убил?
— Включая Вьетнам?
— Нет. Вьетнам не считается.
— Разве это не было убийством?
— Во время войны убийство не считается грехом.
— А когда тебя обвиняют в том, чего ты не делал? Как насчет этого?
— Ты говоришь о приговоре?
— Да. — Ремо посмотрел на свои колени.
Потом он взглянул на колени священника. У него не было времени износить серые штаны, выглядевшие только что купленными. Ряса священника тоже была совершенно новой. И еще эта странная улыбка…
— Ты покушался на чье-нибудь имущество?