— Вы не имеете права так поступать со мной, никакого права! Я этого не заслуживаю, и вы не имеете права! — упрямо твердил он. — Поймите же наконец, осознайте...
— Вот уж не думала, что отец раскроет рецепт кому бы то ни было, — продолжала мило болтать Констанца. — Однажды в Сан-Ремо я слышала, как он сказал одному англичанину, весьма высокопоставленному...
Он подвинулся так, чтобы встрять между нами, и грубо перебил:
— Привет, Гудвин. Можно задать вам вопрос?
— Привет, Толман, — усмехнулся я, глядя на него снизу вверх. — В чем дело? У вас в тюрьме парочка свеженьких арестантов, а вы тут шныряете.
— Мне надо в Нью-Йорк. Собрать доказательства. Это слишком важно... Послушайте! Я хочу спросить вас, есть ли у мисс Беррэн основания так поступать со мной? Ваше непредвзятое мнение. Она со мной не разговаривает. Она на меня не смотрит! Разве я мог поступить иначе? Что мне оставалось делать?
— Вы могли уйти в отставку. Но тогда, разумеется, вы остались бы без работы и бог знает, когда смогли бы жениться. Проблема серьезная, понимаю. Но не стоит беспокоиться. Я только что удивлялся, с чего это мисс Беррэн постоянно улыбается без малейшей на то причины, но теперь все ясно. Она улыбалась, потому что знала, что вы тоже едете этим поездом.
— Мистер Гудвин! Это неправда!
— Но ведь она даже не разговаривает со мной...
— Да заговорит она с вами, куда она денется, — махнул я рукой. — Вы просто не знаете, как взяться за дело. Как я недавно убедился, ее личный способ не хуже любого другого. Смотрите внимательно, и в следующий раз сможете проделать это самостоятельно.
Я наклонил стакан и пролил немного виски ей на платье, прямо на колено.
Она вскрикнула и подскочила от неожиданности. Толман вскрикнул и полез за платком. Я встал.
— Не п-пескобойтесь, п-пятна не дудет! — и с этими словами я шагнул через проход, сел на его место и развернул брошенную им газету.
КОНЕЦ