— Я думала, Вукчич сказал, что вы не женаты!
— Я не посвящаю Вукчича в свою личную жизнь, — отмахнулся я. — Мы никогда не говорили с ним о семьях. В Японии, например, мужчины считают неприличным справляться о чужих женах и здоровье, так же, как у нас неприлично указывать другому, что он лысеет, или спрашивать, как ему до сих пор удается надевать носки без посторонней помощи.
— Так вы женаты!
— Еще как, и очень счастливо.
— А как зовут остальных детей?
— Ну... старших я перечислил, а остальные так, карапузы.
Мы продолжили болтать, но атмосфера поменялась. Я с грустью думал, что успешно отполз от края бездны. Вскоре произошло еще кое-что. Не спорю, возможно, это было просто случайностью, но опишу как я это увидел. Она сидела вполоборота ко мне, ее правая рука, в которой она держала стакан с недопитой газировкой, протянулась по спинке стула в сторону голубоглазого атлета. Я готов поклясться, что она не отводила от меня взгляда, но стакан тем временем потихоньку наклонялся, и, когда я заметил, что происходит, было уже поздно: газировка пролилась на темно-серые брюки соседа. Я прервал ее и потянулся за стаканом, она повернулась и вскрикнула. Атлет покраснел и полез за носовым платком. Повторяю, я готов согласиться на случайность, но все же какое совпадение: как только она узнала, что один женат, то принялась лить газировку на другого!
— Ох, я надеюсь пятна не будет? Si gauche! Извините, пожалуйста, я не думала, не видела...
— Не беспокойтесь, право, право, не п-пескобойтесь, п-пятна не дудет!.. — залепетал атлет.
Ну и так далее. Я наслаждался сценой. Но он быстро взял себя в руки и уже через минуту перестал нести чепуху, успокоился и обратился ко мне с членораздельной речью:
— Ничего страшного не произошло, сэр, сами видите. Все в порядке. Позвольте представиться, меня зовут Толман, Барри Толман. Я прокурор округа Марлин в Западной Вирджинии.
Итак, он был стервятником от политики. Но, несмотря на то, что мои воспоминания о встречах с прокурорами не отличались особой нежностью, я не видел смысла грубить. Я представился, назвал свое занятие, представил ему Констанцу и предложил оплатить ему выпивку в счет пролитой на него.
Себе я заказал второй стакан молока, последний перед сном, и, прихлебывая его, удерживал себя от участия в развитии нарождающейся дружбы справа от меня. Только поддакивал иногда, чтобы не показаться угрюмым. Когда мой стакан опустел наполовину, мистер Барри Толман сказал:
— Простите, я случайно услышал, как вы упомянули Сан-Ремо. Я там не бывал. В 1931 я ездил в Ниццу и Монте-Карло, и кто-то, уже не помню кто, сказал, что я обязательно должен посетить Сан-Ремо, что это прекраснейшее место на Ривьере, но я не поехал. Теперь я вполне верю в это.