Для бедного Чучика таким поворотом мог оказаться мой приход сюда, но его здесь не было.
— А что, никого не забирали еще? — спросила я женщину.
— Как не забирали! — поняла она меня снова сразу. — Двоих на кафедру еще когда увели.
— А коричневенького, коричневенького, — засуетилась я.
— Да я не разглядела, может, и коричневенького, одним словом, из новеньких.
— А где? Куда?
— Да напротив. Но они уже, наверное, начали! — крикнула она мне вслед.
В высоком светлом коридоре было пустынно. Я открыла первую поддавшуюся дверь, и инерция бега внесла меня в прохладную сумрачную комнату. Здесь было торжественно и тихо.
За длинным столом расположились люди в белых халатах. Во главе стола сидел старик в расшитой бисером тюбетейке. Почему-то повернувшись к слушателям боком и глядя в раскрытое окно, он что-то раздельно и медленно объяснял.
Я остановилась прямо напротив, у другого, свободного торца стола, и старик, мельком взглянув на меня, все с той же интонацией спокойного терпения сказал:
— Я освобожусь не скоро. Извольте подождать на кафедре.
Я поняла, что из-за моего встрепанного вида, растерянности и нахальства поведения он принял меня за студентку, добивающуюся пересдачи экзамена.
— У вас моя собака, — громко сказала я.
Сидящие за столом весело зашептались в предвкушении развлечения.
— Какая собака? — строго спросил старик и повернул ко мне неожиданно крупную для его тщедушного тела, надменную бритую голову.
— Породистая, — не обращая внимания на смех, пояснила я.
Почему-то ко мне пришла уверенность, что Чучик где-то рядом, за стеной, и там ждут только приказания старика, чтобы начать операцию, а сейчас они здесь обсуждают, зачем и как надо его резать.
— Его ведь еще не режут? — неожиданно для себя высказала я томящую меня мысль.
— А у нас здесь собак не режут, — важно объявил бритоголовый.
— Ну, я не знаю, но ведь для чего-то они вам нужны.
— Для чего-то нужны, — согласился старик, и присутствующие с готовностью подобострастия засмеялись его шутке.
— Валя, — оборвал старик смех молодого, румяного парня в накрахмаленном высоком колпаке, — пройдите с… — он замялся, — с потерявшей своего барбоса необразованной особой и поглядите, может, он действительно у нас.
Валя тотчас сделал серьезное лицо и встал.
Петька ждал меня в коридоре, и здесь, в ярком свете, Валя, взглянув на меня оценивающим взглядом, определил ситуацию точно.
— Сын? Наверное, переживает? — сочувственно спросил он, кивнув на Петьку.
— Да, — неопределенно ответила я, и Валя еще раз быстро и удивленно взглянул на меня.
— А в виварии смотрели?