Мы паркуемся. Как идиоты, плетемся по тротуару с полкилометра и наконец доходим до пышно украшенного входа на фестивальную площадку, где громко играет музыка.
46‐й ежегодный Лос-Анджелесский корейский фестиваль на Винтер-стрит.
Организатор – североамериканское отделение Aju Electronics.
Мы с любопытством разглядываем толпы людей. Из поставленных друг на друга огромных колонок гремит К-pop. Над улицей висят растяжки. На подсвеченной всеми цветами радуги сцене одетые в добок маленькие дети разминаются, чтобы продемонстрировать супермилое хапкидо. В толпе ходят одетые в традиционную народную одежду танцоры, к шляпам которых привязаны длинные перекрученные ленты.
И повсюду еда. Есть барбекю (ну конечно!), и кимчи (куда же без этого!), и куча других блюд, которые большинство людей никогда не увидит и не попробует, – ярко-красные рисовые пирожки токпокки, идеальные пирамиды из кимбап-роллов, завернутых в листы высушенной морской капусты, патбингсу из мелкого колотого льда и сладкой фасоли и даже горы свежеобжаренных беондеги.
Джо показывает на прилавок с беондеги и спрашивает:
– Слабо?
– Это тебе слабо, – отвечаю я.
Беондеги – это куколки тутового шелкопряда. Продавец за прилавком обращается ко мне по‐корейски, и я по‐английски спрашиваю его, можно ли мне попробовать. На вкус неплохо – что‐то орехово-грибное – и хрустит просто потрясающе. Я тут же целую Джо, чтобы она тоже почувствовала этот вкус.
– О-о-о-о! – говорит она, задумчиво облизывает зубы и заказывает небольшой бумажный кулечек.
Мы бродим и бродим и натыкаемся на перкуссионный квартет, который исполняет самульнори. Бит просто сумасшедший. Перед музыкантами танцует какой‐то чудной старик, а две маленькие девочки-близняшки стоят, заткнув уши. Я записываю ритм на диктофон. Если потом сыграть его на электронных инструментах, будет очень круто. Мы начинаем подпрыгивать в ритм музыке. Волосы Джо развеваются: черное – зеленое, черное – зеленое. Над нами в прохладном бархатном небе зажигаются фонарики. Видимо, солнце село, не предупредив нас.
Чуть дальше, на небольшой сцене, оформленной еще богаче, ансамбль исполняет самго-му, у каждого танцора как бы своя кабинка с традиционными барабанами. На сцене одни женщины, все они одеты в безупречные сияющие ханбоки. Все женщины синхронно бьют в барабаны – сначала в левый, потом в правый, потом в тот, что перед ними. Потом они сильно прогибаются назад и выбивают дробь из восьмых доль сначала по обтянутой кожей поверхности барабана, потом по его краю, а потом снова по коже.
– Стальной пресс! – кричит Джо.