И тут Арванд Бихуни взвыл:
— Ты бесчестишь богов, женщина!
— Боги низвергнуты. Не вещай от имени несуществующих богов! Я уничтожила их вместе с твоими храмами — гнездами всех зол и грехов!
Мари-Луйс подошла к нему вплотную, взяла за ворот и со всей силой тряхнула:
— О подлое создание! Предатель!..
Верховный жрец бухнулся на колени. Надо любой ценой спасаться, уносить ноги от этой ужасной женщины. Он стал молить о милосердии, оправдываться.
— Каюсь, царица! — вопил он. — Пощади заблудшего. Обещаю сделать все, чтобы пресечь и опровергнуть страшную ложь! Я помогу тебе!
Мари-Луйс потянулась к опоясывающему ее кушаку, в складках которого прятала кинжал, но ограничилась тем, что ударила верховного жреца носком в подбородок, и, отойдя, села на свое место. Если его сейчас уничтожить, а сделать это ей очень просто, то кто же тогда опровергнет чудовищную ложь, — как она сможет очистить свое дитя, уберечь его?.. Нет, не время еще уничтожать эту мразь.
Верховный жрец лежал распростертым. Он неспособен был о чем-то думать, только чувствовал, что отныне с удвоенной силой ненавидит враждебную к богам царицу.
Мари-Луйс сделала ему знак, чтоб поднялся.
Арванд Бихуни встал, оправил свое облачение и хотел сесть, но царица не разрешила:
— Стоять! Ты не заслуживаешь того, чтобы сидеть в моем присутствии.
Верховный жрец понял, что на этот раз спасен, но все же спросил с деланной робостью:
— Какую смерть ты мне определяешь, царица?
Мари-Луйс не мигая глядела на него. «О дитя мое, единственное счастье жизни, я обязана спасти тебя, пусть даже ценою своей жизни!..»
После долгой паузы она сказала в ответ на вопрос жреца:
— Ты не стоишь того, чтобы твоя мерзкая жизнь кончилась от моей руки, Арванд Бихуни.
— А чего же я вообще стою?..
Царица не ответила. Онемела от боли и тревоги. С трудом придя в себя, она сказала:
— Ты обязан опровергнуть свою ложь.
— Исполню непременно, царица!..
— Никто!.. Слышишь, никто из тех, кто распространял эту ложь, даже те, кто хоть краем уха ее слыхали, не должны остаться в живых. И умертвишь их ты!..
— Будет исполнено, великая царица.
— А теперь сгинь с моих глаз.
Арванд Бихуни поклонился и вышел.
Царица направилась в детскую. Ребенок безмятежно спал с выражением ангельской невинности на лице. Его черные кудри были схвачены обручем, увенчанным золотой птичкой.
Мари-Луйс опустилась перед кроваткой на колени.
— О дитя! Мое несчастное дитя!..
И эту ночь, и весь следующий день Мари-Луйс не отходила от сына. Рассказывала ему легенды и сказки, запомнившиеся еще из детства в далеком отчем горном крае, играла с ним. И то и дело надевала ему на голову корону и любовалась.